расписки неизменно появлялись из его сумки с пергаментом и бумагой и выдавались на руки.

Когда мы добирались до деревушки или деревни, где имелась таверна или даже гостиница, Дугал повторял все тот же спектакль: ставил выпивку, рассказывал разные истории, произносил речи и, как только находил виды благоприятными, заставлял Джейми встать и показать свои рубцы. Второй мешочек пополнялся еще несколькими монетами, предназначенными для отправки во Францию ко двору Претендента.

Я старалась наблюдать за ходом действия в этих сценах и удалялась перед самой кульминацией — никогда не испытывала вкуса к публичным страданиям. Первой реакцией собравшихся при виде спины Джейми, естественно, было полное ужаса сострадание, за ним следовал поток проклятий по адресу английской армии и короля Георга, однако я улавливала в сострадании оттенок презрительной жалости. Однажды мне довелось услышать, как кто-то из присутствующих негромко сказал приятелю по-английски: «Жуткий вид, правда? Клянусь Богом, я бы лучше захлебнулся собственной кровью, чем позволил поганым англичанам сотворить со мной такое».

Разгневанный и полный горечи после первого такого представления, Джейми теперь с каждым днем выглядел все более жалким. Он как можно скорее натягивал на себя рубашку, уклонялся от расспросов и соболезнований и искал предлога побыстрее покинуть собрание, избегая всех вплоть до следующего утра, когда мы вновь садились в седла.

Разрядка наступила через несколько дней в маленькой деревушке под названием Туннэг. На этот раз Дугал продолжал разжигать толпу, положив руку на обнаженное плечо Джейми; один из зрителей, неотесанный деревенский парень с длинными грязно-бурыми космами, обратился к Джейми с какими-то чисто личными замечаниями. Я не могла разобрать, что там было сказано, однако реакция оказалась мгновенной. Джейми вырвался от Дугала и одним ударом в живот уложил парня наповал.

Мало-помалу я научилась составлять какие-то словосочетания по-гэльски, но живую речь еще не понимала. Заметила, однако, что сама поза говорящего позволяла мне уловить общий смысл сказанного, если не отдельные слова.

«Попробуй встать и повторить, что ты сказал» — это выглядит одинаково на школьном дворе, в пабе или на любой дороге земного шара.

Точно так же, как «Молодец, парень!» или «Всыпь ему как следует!».

Джейми исчез под кучей грязной рабочей одежды — на него навалились, опрокинув стол, грязнобуроволосый и два его дружка. Не заинтересованные в стычке односельчане парня отошли к стенам таверны и приготовились любоваться зрелищем. Я подобралась поближе к Неду Гоуэну и Мурте, со страхом глядя на катающийся по земле клубок тел. Прядь рыжих волос лишь однажды на мгновение мелькнула у меня перед глазами.

— Вы не придете к нему на помощь? — прошептала я Мурте.

Он, казалось, был немало удивлен:

— Нет, зачем? С какой стати?

— Он позовет на помощь, если она ему понадобится, — совершенно спокойно заметил Нед Роуэн, наблюдая за дракой с места по другую сторону от меня.

Я не была уверена в том, что Джейми сможет позвать на помощь, если она ему понадобится; в это время он задыхался под тяжестью здоровенного парня в зеленом. Лично я считала, что Дугал должен немедленно прекратить побоище, но сам он, по-видимому, вовсе так не думал. Вообще как будто бы никто из зрителей ничуть не беспокоился об увечьях, которые могли быть нанесены прямо тут, у нас под ногами. Заключили даже несколько пари, и в помещении витала мирная радость по поводу такого развлечения.

Я обрадовалась, когда Руперт молча преградил дорогу двоим, которые как будто собирались ввязаться в драку. С отсутствующим выражением лица он встал перед ними, небрежно коснувшись рукой кинжала у себя на поясе. Эти двое поспешно отступили.

Кажется, никому не приходило в голову, что соотношение один к трем вроде бы неприемлемо. Возможно, тут была своя правда, если учесть, что этот один — крупного сложения, опытный воин и дерется с яростью берсерка.[21]

Сражение вроде бы пошло на убыль с той минуты, как из него выбыл, вытирая кровь после умело направленного удара в нос, верзила в зеленом.

Остальные все еще дрались, но исход становился все более ясен, когда второй противник Джейми откатился под стол, со стонами прижимая руку к паху. Джейми и его первоначальный обидчик еще мутузили друг друга на полу, но сторонники Джейми уже собирали выигранные на пари деньги. Прижатое к дыхательному горлу предплечье противника и крепкий пинок в поясницу убедили грязноволосого, что благоразумие паче доблести.

Я внесла выражение «хватит, я сдаюсь» в качестве пополнения в мой мысленный гэльско-английский словарь.

Джейми медленно поднялся со своего последнего поверженного противника под приветственные восклицания зрителей. Неровно дыша, он кивнул в знак признательности за одобрение, дотащился до одной из немногих устоявших скамеек и, весь залитый потом и кровью, опустился на нее, чтобы принять из рук трактирщика кружку эля. Проглотив эль, он поставил пустую кружку на скамью, перевел дыхание и наклонился вперед, опершись локтями на колени; рубцы на спине у него обозначились особенно резко.

На этот раз он не спешил надеть рубашку; несмотря на то что в таверне было прохладно, он оставался полуголым до той самой поры, когда надо было идти устраиваться на ночлег. Он вышел, сопровождаемый целым хором пожеланий доброй ночи, и вид у него был куда спокойнее, чем во все последние дни, — несмотря на боль от многочисленных ссадин, царапин и ушибов.