каждый смыкался в полный круг. Это была настоящая работа, дружище!

Мне показалось, что на мгновение впалые щеки Мурты дрогнули от слегка раздвинувшей губы улыбки. И тут же мне припомнились варварски прекрасные браслеты, которые я однажды надевала в Лаллиброхе. Дженни тогда сказала, что ее мать получила их в подарок от поклонника. Я уставилась на Мурту с недоверием: даже если отбросить тридцать лет, он никак не подходил на роль одержимого нежной страстью.

Вспомнив об Элен Маккензи, я вспомнила и о жемчужном ожерелье, которое было спрятано у меня в кармане на самом дне. Я извлекла его и протянула к свету.

— Я могу заплатить, — предложила я. — Нельзя, чтобы ваши люди шли на риск просто так.

Двигаясь гораздо быстрее, чем я могла ожидать от него, Макраннох схватил ожерелье.

— Где вы его взяли, мадам? — спросил он. — Вы, кажется, говорили, что ваша фамилия Фрэзер?

— Да. — Преодолев усталость, я выпрямилась. — Жемчуг принадлежит мне. Муж подарил мне ожерелье в день нашей свадьбы.

— Вот как?

Хриплый грубый голос прозвучал неожиданно мягко, и Макраннох повернулся к Мурте:

— Сын Элен? Муж этой женщины — сын Элен?

— Да, — как всегда невозмутимо ответил Мурта. — Ежели бы вы его увидели, сразу бы догадались: лицом он весь в нее.

Макраннох с нежной осторожностью перебирал в руке сияющие жемчужины.

— Я подарил их Элен Маккензи, — сказал он. — Мой свадебный подарок ей. Я не мог надеть на нее это ожерелье как на свою жену, потому что она выбрала другого, но я так часто думал о том, как будут выглядеть эти жемчужины на ее милой шейке, что на другой женщине представить их себе не мог. Так и сказал ей и упросил принять подарок, чтобы она вспоминала обо мне, когда наденет бусы.

Он вздохнул и протянул мне ожерелье.

— Теперь оно ваше. Носите его на здоровье, милочка.

— Я постараюсь выбрать для этого более удачное время, — ответила я, стараясь не проявлять нетерпения по поводу всех этих сантиментов, — если вы поможете мне вызволить моего мужа.

Маленький розовый рот, улыбавшийся воспоминаниям его обладателя, тотчас крепко сжался.

— Ах, — произнес сэр Маркус, дернув себя за бороду. — В самом деле. Но я уже говорил вам, дорогая, я не представляю, как это можно сделать. У меня жена и трое детей. Я очень хотел бы помочь сыну Элен, но вы просите невозможного.

У меня внезапно ослабели ноги, я плюхнулась на трехногий табурет, опустила плечи и повесила голову. Отчаяние всей тяжестью навалилось на меня. Я закрыла глаза и погрузилась в серое тупое безмолвие, в которое откуда-то из бесконечности доносились невнятные звуки голоса Мурты, о чем-то еще спорившего с Макраннохом.

Вывело меня из ступора мычание коров. Подняв глаза, я успела увидеть, как Макраннох выскочил из дома. Когда он распахнул дверь, в комнату вместе с холодным зимним ветром ворвалось мычание скота и крики мужчин. Но дверь тотчас захлопнулась за огромным мохнато-волосатым существом, а я обратилась к Мурте, спрашивая, что теперь предпринять.

Я не договорила — выражение его лица остановило меня: выражение привычной и обычной для него терпеливой непреклонности сменилось оживлением. Я схватила его за рукав.

— Что происходит? Говорите скорее!

— Коровы! Коровы Макранноха! — только и успел сказать он до того, как сэр Маркус снова ввалился в комнату, толкая перед собой долговязого парня.

Последним толчком он припечатал парня к оштукатуренной стене. Потом воспользовался тем же приемом, какой применил ко мне: нос к носу. Менее уравновешенный или менее усталый, чем я, парень откинул голову к стене как мог дальше.

Макраннох заговорил вначале как бы вполне спокойно и резонно:

— Слушай, Абсалом, я послал тебя три часа назад пригнать сорок голов скота. Сказал тебе, что важно их найти, потому как надвигается большой буран.

Спокойный, даже мягкий голос начал повышаться.

— И вот я услышал рев коров и подумал: ага, Маркус, это Абсалом пригнал весь скот, он хороший парень, теперь мы все отправимся по домам и погреемся у огонька, а коровы будут себе спокойно стоять в стойлах.

Здоровенная лапа вцепилась в куртку Абсалома, материал трещал под крепкими пальцами.

— Я выхожу поздравить тебя с хорошо выполненной работой и начинаю пересчитывать животных. И сколько же я их насчитываю, красавчик ты мой?

Голос перешел в могучий рев — природа отпустила Маркусу легкие на троих обычных людей.

— Пятнадцать! — выкрикнул он, приподняв злосчастного Абсалома на цыпочки. — Он, видите ли, нашел пятнадцать из сорока! А где же остальные? Где? Бродят по снегу и замерзнут насмерть!

Мурта во время этой сцены затаился в углу. Но я видела его физиономию и заметила, что при последних словах Макранноха в глазах у Мурты вспыхнул огонек. Я вдруг поняла, что он собирался сообщить мне, и я знала теперь, где находится Руперт. Вернее даже не где он находится, а что делает. И у меня появилась надежда.

Было совсем темно. Огни тюрьмы светились сквозь снег еле заметно, словно фонари тонущего судна. Я с двумя мужчинами ждала под деревьями и в тысячный раз перебирала в уме все случайности, из-за которых могло сорваться дело.

Удастся ли Макранноху выполнить свою задачу? Он должен постараться, если хочет получить назад своих чистокровных коров. Разрешит ли сэр Флетчер Макранноху немедленно обыскать подвальные помещения? Похоже, что да — баронет не из тех людей, с которыми можно не считаться.

Я видела, как животные одно за другим спускаются в тот ров, который ведет к заднему входу в тюрьму; руководили этим беззвучным шествием Руперт и его помощники. Смогут ли они провести животных по одному в дверь? А если смогут, то что дальше? Что произойдет, как поведут себя полудикие коровы, очутившись в узком коридоре, освещенном факелами? Предположим, и это обойдется. Коридор сам по себе не так уж отличается от привычного коровам сарая с каменным полом, факелами по стенам и запахом людей. Если все это сойдет, можно рассчитывать на успех плана. Рэндолл вряд ли решится звать на помощь при этом вторжении — из страха, что раскроются его маленькие забавы.

Нет, Рэндолла можно не принимать во внимание — что он может предпринять в одиночку при данных обстоятельствах? Но что, если шум чересчур скоро привлечет внимание всего гарнизона? Дугал с неохотой согласился на попытку своих людей помочь его племяннику бежать из тюрьмы — можно себе представить, в какое неистовство придет он, если люди эти будут арестованы за незаконное проникновение в ее стены. Мне совсем не улыбалась перспектива нести за это ответственность, хоть Руперт и пошел на риск добровольно и с полным желанием. Я крепко прикусила большой палец и старалась успокоить себя соображениями, что над подземной частью замка нагромождены тонны и тонны гранита, заглушающего звуки.

Но сильнее всего был страх, что помощь опоздает. Ждет палач или нет, но Рэндолл может зайти слишком далеко. По рассказам ребят, побывавших в лагерях для военнопленных, я знала, как легко сфабриковать смерть узника якобы от несчастного случая, а тело всегда можно привести «в порядок», если ожидается официальное дознание. Даже если такое дознание проведут и Рэндолла разоблачат, ни мне, ни Джейми от этого не будет никакого проку.

Я решительно гнала от себя мысли о том, какое применение может найти садист для тех предметов, что лежали там на столе. Но я не могла не думать снова и снова об обломке кости, торчащем из пальца пригвожденной к столу правой руки. Чтобы прогнать видение, я изо всех сил провела суставами собственных пальцев по твердой кожаной обшивке седла. Почувствовав жжение, сняла перчатку и посмотрела, насколько поранили мне кисть волчьи зубы. Ничего особенного, всего несколько ссадин и только одна ранка от острого клыка, проткнувшего кожу. Я рассеянно лизнула ранку. Бесполезно было уверять себя, что сделано все от меня зависящее. Я в самом деле совершила то, что могла, но ожидание не становилось легче.

Наконец до нас донесся со стороны тюрьмы какой-то слабый и невнятный крик. Один из людей