— Я уверена, что тебе лучше сидеть напротив Джона, не так ли? Это будет совсем как в те дни, когда была жива мама.

— Я буду рад, если Беатрис будет сидеть напротив меня, — уверенно завершил разговор Джон. — Мне больше нравится, когда я могу видеть ее.

И они все весело рассмеялись. Меня это потрясло. Как будто Джон никогда не валялся пьяным за этим же столом. Как будто мое место можно занять безнаказанно. Как будто я могу уступить его. Я кисло улыбнулась и села там, где они хотели. Я заметила быстрый обмен взглядами между двумя лакеями. Им придется поискать работу уже на следующий день, мстительно подумала я.

Этот вечер принадлежал Селии.

И я видела, что она заслужила его. Синеватое пятно виднелось на ее скуле, но ее глаза были безмятежны. Я догадалась, что Гарри ударил ее в гневе или страсти, но затем наверняка рассыпался в извинениях. Она не поняла подоплеки его поведения и решила, что это был самый темный момент в ее замужней жизни. Этот взрыв был первым и последним, случившимся с Гарри. Селия приняла его, как любящая жена.

Она заслужила свое место за столом.

Преданный ей деверь пил свой лимонад слева от нее. Счастливый муж сидел напротив. Селия сияла, как гвоздика в солнечном свете. Ее тревоги и беспокойство были рассеяны сначала спокойными уверениями Джона, а затем обещаниями Гарри, когда они лежали в постели. Джон сообщил ей, что он не знал об изменении майората, но что контракт может быть аннулирован. Как отец Ричарда, он обязательно добьется отмены совместного наследования. Джулия унаследует майорат с его полного согласия, а для Ричарда они определят какую-нибудь компенсацию.

Спокойствие Джона, его уверенные сборы в дорогу и теплое прощание с доктором Роузом освободили Селию от тревог. Она начала думать, что ошиблась. Она забыла то, что подсказывали ей ее чувства: запах греха в доме, странные взгляды Гарри, которые он бросал на меня, прося уделить ему немного времени вечером для делового разговора. Вид малиновых рубцов на спине Гарри. И свою тревогу, когда, просыпаясь ночью, она обнаруживала, что его постель пуста. Она смогла все это забыть, когда Джон честно посмотрел в ее глаза и уверенно сказал:

— Верьте мне, Селия, я со всем этим разберусь.

Она прибыла домой, замученная лишь тем, не сердится ли на нее Гарри.

Но Гарри совсем не сердился. Его взрыв, конечно, напугал ее, но затем наверняка последовала серия поцелуев, и Селия с любовью и верностью, наполовину предназначенными Джону, выполнила свой долг перед мужем, как я выполняла его перед своим хозяином. Гарри вошел в нее, как нога входит в привычный шелковый башмачок, простив ее вспыльчивость и не попросив больше ничего.

Суп был съеден, теперь перед каждым стояло рыбное блюдо. Джон ел с удовольствием.

— Замечательно! — обратился он к Селии. — Лосось! Как мне не хватало там вашего повара!

— Там плохо кормили, да? — спросил Гарри, его внимание было затронуто. — Я боялся, что так и будет. Как хорошо, что ты вернулся домой.

Джон тепло улыбнулся Селии. Но его ответ, обращенный к Гарри, прозвучал сухо.

— Да, ты прав, — сказал он.

— Расскажи, как там было? — Гарри, как всегда, вел себя бестактно.

— Это хорошая клиника, — спокойно отвечал Джон. — Все продумано, и лечение на высоком уровне. Но там мне было одиноко.

Руки Селии вздрогнули. Она готова была протянуть их Джону в инстинктивном жесте сочувствия.

— Надеюсь, мои письма скрасили ваше одиночество? — спросила она.

— Какие письма? — переспросил Джон. — Я не получал ни одного.

Вилка в моей руке на мгновение замерла, но затем я спокойно потянулась к лососю.

— А мои письма ты получал? — поинтересовалась я.

Глаза Джона встретили мой взгляд с тяжелой иронической усмешкой.

— Нет, моя дорогая, — вежливо ответил он. — Ты писала мне часто?

— Почти через день, — нагло ответила я.

— А я писала каждую неделю, — вставила Селия. — Что могло произойти с письмами?

Глаза Джона, холодные как камни, не отрывались от моего лица.

— Не понимаю. А ты, Беатрис?

— Тоже, — коротко ответила я. — Возможно, доктор Роуз считал, что ты недостаточно здоров, чтобы получать известия из дому. Как ты знаешь, он запретил нам посещения.

— Я предполагал примерно эту же причину, — ответил Джон.

Это было как обмен ударами меча. Как нескончаемая дуэль. Но у меня не оставалось больше сил.

Я уступила. Я почти была готова уступить во всем. Я соглашалась отдать им этот вечер.

— Извини меня, — обратилась я к Селии. — Я устала и, пожалуй, пойду к себе.

Я поднялась, и лакей распахнул передо мной дверь. Гарри поднялся и подал мне руку.

— Это не из-за того, что Селия села на твой стул?

Его обычная глупость не покинула его. О каком стуле могла идти речь, когда мой муж смотрел на меня внимательными глазами и читал смерть на моем лице.

— Нет, это не из-за стула, — устало ответила я. — Селия может сидеть на этом чертовом месте хоть всю ночь, если захочет.

Я отвернулась от него и пошла к себе.

Люси раздела меня, и я отпустила ее. Затем я взяла со столика ключ и заперла дверь. Потом я придвинула стул и подперла ручку, чтобы невозможно было открыть дверь снаружи. Я свалилась в постель и уснула так, будто хотела никогда не просыпаться.

Но мне пришлось проснуться. Я была завалена работой, и не находилось никого, кто бы сделал ее за меня. Мне пришлось проснуться, встать, одеться, выйти к завтраку, сесть напротив Джона, видеть Гарри и Селию на предназначенных им по праву местах и обмениваться с ними любезностями. А затем подняться в контору, достать из стола счета и думать, и думать над ними, пока не заболит голова.

Счетов была бездна. Я не могла понять, откуда они взялись и как от них освободиться. Сначала мы задолжали мистеру Ллевеллину. Затем испортилась погода, среди овец начался падеж. Потом коровы заразились какой-то болезнью, и много телят родились мертвыми. И я взяла у банкиров взаймы под новые пшеничные поля. Но пока пшеница не поднялась, мне пришлось заложить земли Селии. Выплачивать эти долги было очень тяжело. Я молилась, чтобы урожай пшеницы был таким обильным, чтобы мне никогда больше не пришлось брать взаймы. Чтобы амбары были переполнены зерном, которое я могла бы продавать и продавать, пока все долги не исчезнут, будто их никогда не было. Я отшвырнула от себя счета, как нерадивая вышивальщица отбрасывает свою работу, и вздохнула.

Я вынуждена была нести эту ношу одна. Я не осмеливалась признаться Гарри, как глубоко мы увязли, только вскользь упомянув, что мы заложили одно поле и маленькую ферму, чтобы выплатить по закладной. Я не могла рассказать Гарри, что я беру взаймы, чтобы платить жалованье слугам, покупать семена, чтобы противостоять банкротству, которое уже стоит за нашими плечами. Ничего этого я не осмеливалась сказать Гарри, и я чувствовала себя такой одинокой. План, придуманный Ральфом для разорения Гарри, оказался роковым для меня. В моей великой битве за землю, в битве за то, чтобы увидеть себя и своего ребенка хозяевами, я все поставила на урожай.

И если его не будет, я погибну.

И не я одна. Селия, Гарри, Джон и дети также будут разорены. Мы исчезнем, как исчезают все банкроты. В лучшем случае мы сможем купить маленькое хозяйство в Девоне, или Корнуэлле, или, возможно, в чертовой Шотландии. Там, где земля стоит дешево. И я больше никогда по утрам не буду видеть холмы Вайдекра. Никто не назовет меня «мисс Беатрис» с любовью в голосе. Никто не назовет