— Одна из тех, что принесли нам эту землю, — печально объяснила я. — Легенда говорит, что туда пришли братья Ле Сэй, наши предки, с горсточкой своих солдат и разбили саксонских крестьян в битве, которая продолжалась три дня и три ночи, пока в деревне не осталось ни одного живого человека.

— Что ж, значит, эта земля очень плодородная, — шутливо заявил Гарри. — Послушай, Беатрис! Если мы решили огородить Дубовый луг и луг у Трех ворот, то не можем же мы в середине между ними оставить этот клочок земли. К нему будет даже не подступиться. Это не имеет смысла.

Для меня все это не имело смысла. Изменять привычный порядок, при котором земля приносит хорошие урожаи и дает благоденствие и господам, и батракам, значило разрушать своего рода гармонию. Вайдекр сейчас был островком безопасности в изменяющейся стране. Вокруг нас все давно уже переходили на новые методы хозяйствования. Стремясь к наибольшей выгоде, хозяева изгоняли бедных с земли. Используя труд приходских работников, они отнимали у своих собственных людей возможность зарабатывать на жизнь. И, возводя высокие заостренные решетки вокруг своих парков, они стремились отгородиться от изможденных от голода лиц и блестящих от гнева глаз.

Но затем я вспоминала о майорате и о своем сыне, и мое сердце превращалось в камень. Когда Ричард станет сквайром Вайдекра, а Джулия будет его партнером, они смогут вернуть людям то, что сейчас я вынуждена забрать. Когда Ричард будет управлять этой землей, он вернет их огороды, засеет травами луга, снова проложит тропки. Он позволит беднякам ставить силки на кроликов и ловить рыбу в Фенни. Когда Ричард будет сквайром, он восстановит общественную землю, и уже через несколько лет (ладно, пускай через много-много лет) Вайдекр станет опять таким, каким был, пока мы с Гарри не сговорились погубить его. Ричард сможет делать добро там, где я вынуждена творить зло. Сейчас передо мной только один путь.

— Все так сильно изменится, — сказала я.

— Да, — гордо ответил Гарри, — скоро эта местность больше будет напоминать разумно распланированные поля, как в моих книжках, чем ту живописную путаницу, которая у нас сейчас.

— Хорошо, пусть так, — грустно согласилась я.

Гарри подвел мистера Ллевеллина к карте нашего поместья, составлением которой я так гордилась.

— Вы запланировали много перемен, — заметил мистер Ллевеллин, следя, как расползается подобно наросту оранжевая граница.

— Да, — с гордостью ответил Гарри.

— Вы так верите в пшеницу? — улыбаясь, спросил торговец.

— Да, — подтвердил Гарри, — в наше время это источник надежных прибылей.

— Конечно. — В мистере Ллевеллине заговорил крестьянин из бедных земель. — Но вы намереваетесь довольно быстро провести ваши новшества в жизнь?

Гарри кивнул и доверительно наклонился к мистеру Ллевеллину.

— Мы составили один проект, который нуждается в финансировании, — сообщил он.

— И мы рассчитываем на вашу закладную, — вкрадчиво перебила я Гарри. — А заем собираемся оплатить прибылями от этих новых полей пшеницы, так что доходы от имения останутся по-прежнему высокими.

Мистер Ллевеллин кивнул мне, и в его прищуренных глазах мелькнула улыбка. Он догадался, что я не случайно перебила Гарри.

— Но вы лишитесь вашего урожая сена, — заметил он. — Во сколько вам обойдется его покупка на зиму?

Я придвинула к себе лист бумаги с моими расчетами.

— От восьмисот до тысячи фунтов, — сказала я. — Но мы станем давать овцам корнеплоды и клевер. А и то и другое в изобилии растет в пшеничных полях.

— А сено для лошадей?

Мистер Ллевеллин обращался к Гарри, но отвечать опять приходилось мне:

— Нам его хватает.

Мистер Ллевеллин согласно кивнул и стал изучать цифры, которые я представила ему.

— Не пора ли нам взглянуть на сами земли? — предложил он, ставя на стол свою чашку кофе.

— Вам все покажет мой брат Гарри. — И я жестом показала на свое траурное платье. — Я в трауре и могу только править лошадьми, а не скакать на них.

— Тогда поедем в коляске! — галантно предложил мистер Ллевеллин, и мы улыбнулись друг другу.

— С удовольствием, — ответила я. — Мне нужно отдать приказание на конюшне и переодеться. Я вернусь через несколько минут.

Я выскользнула из комнаты и, крикнув прислугу через открытую дверь западного крыла, велела запрягать Соррель в новую коляску. Мне понадобилось всего несколько минут, чтобы переодеться в черную бархатную амазонку и накинуть плотный черный плащ, так как стояли жестокие декабрьские морозы.

— Вы предпочитаете ездить в экипаже, а не скакать на лошади? — спросила я мистера Ллевеллина, когда мы уселись в коляску и накрыли ноги теплым пледом. Копыта Соррель застучали по гравию.

— Я предпочитаю осматривать землю с хозяином, — ответил он, искоса взглянув на меня. — На этих полях видны следы вашей заботы, миссис Мак-Эндрю.

Я улыбнулась в ответ, но промолчала.

— Какой прекрасный лес, — сказал он, оглядывая серебрившиеся от вчерашнего снега буки.

— О да, — отозвалась я. — Но мы их не собираемся закладывать. Леса, которые я хотела предложить вашему вниманию, расположены на северных склонах холмов, там растут преимущественно сосны и ели.

Соррель легко несла экипаж в гору, и из ее рта вырывались голубоватые облачка пара.

Наделы общественной земли, на которых вот уже скоро семьсот лет жители Экра выращивали собственные урожаи, стояли белые от снега. Невысокие межевые столбы и изгороди были убраны, и весной мы собирались обрабатывать плугами эту так долго и так любовно возделываемую землю.

Мы выигрывали около двадцати акров, отнимая этот клочок у крестьян, их землю, на которой они выращивали овощи к своему столу или корм для домашней птицы. Для них это была защита от неурожайного года, от безработицы. Их права на эту землю нигде не были записаны, между нами не существовало никаких контрактов. Просто по традиции люди искони пользовались этой территорией для своих нужд. И когда я приехала в деревню и объявила полудюжине самых почтенных и уважаемых стариков, что весной мы собираемся пустить эту землю под пашню, им было нечего мне возразить.

Я и не собиралась ничего обсуждать, я даже не выходила из коляски. Я встретила их у каштана, и, когда мы закончили разговор, пошел снег, и все заторопились по домам. Во всяком случае, они уже успели убрать картофель и овощи и потеря земли не должна была особенно тревожить их до следующей зимы.

До сих пор жители Экра могли считать себя счастливыми, так как при каждом домике имелся небольшой садик, гордость и отрада всей семьи. В них росли цветы, играли дети. Теперь их придется перекопать и превратить в унылые огороды. И все это для того, чтобы поместье Вайдекр увеличилось на двадцать акров. Для того, чтобы мой сын Ричард смог на неделю раньше сесть в кресло сквайра.

Я спешилась и привязала Соррель к забору. И мы отправились вперед по узкой тропинке вдоль подножия холма, пока не добрались до новой плантации, огороженной невысокой ивовой изгородью от нашествия овец.

— Сколько лет этой плантации? — поинтересовался мистер Ллевеллин, и улыбка ушла из его глаз, а оценивающий взгляд охватил великолепные, высотой до двадцати — тридцати футов деревья.

— Я сажала их с моим отцом. — Вспомнив это, я улыбнулась. — Мне тогда было пять лет. Сейчас им уже четырнадцать. Папа пообещал мне, что, когда я стану старой леди, мне сделают стул из одного из этих деревьев. — Я повела плечами, отгоняя печаль.

— Времена меняются, — отозвался мистер Ллевеллин. — Никто не в силах предугадать, как повернутся события. Лучшее, что мы можем сделать, это следовать велениям нашей совести — стремиться к прибылям, не задевая при этом чужих интересов.

Он сочувственно улыбнулся мне и обернулся к деревьям.