Вот когда я услышала Амуров потенциал — каКККой у него мощный бААс! Шаляпин впал бы в депрессию от зависти и удавился! Повиснув у меня на руках, мой щен виртуозно откостерил его величие по всем статьям и со всех сторон. Мощно, уверенно, презрительно. Красавчик.

Кстати, как смешно кидаются в сторону, скачут от страха и неожиданности эти пацаны — умора. Нервы ни к черту — чуть с моста не сиганули с испугу.

Да, так я вот что — в последних строках этого поста обращаюсь к тебе, Гриша, если ты меня читаешь, а ты меня точно читаешь, я знаю, особенно после того, как я про тебя написала, что ты книжки покупаешь, да, я хочу перед тобой извиниться. Ты мне только скажи: если тебе настучали в бубен, я могу написать объяснительную твоему начальству, что это я виновата. Или лучше давай я приду к вам в отделение, объясниться по-человечески. Я с Муром приду. И даже попу его пыльную отряхну, чтоб было нарядно.

Гриша, прости нас…

Сегодня мы с мамой покупали в ветеринарной аптеке капли для маминого кота и для моей кошки. Для кота и кошки в одном лице — довольно бесстыжем, усатом, наглом и очень привлекательном лице в полоску. То есть морде. В полоску…

Девять месяцев назад я подарила родителям котенка лесной дикой кошки. Продавец, принимая круглую сумму, перевернул котяшку пузиком вверх и, одобрительно кивая головой, с уважением сказал:

— Ко-о-от! Коти-ище! Ого! Будете еще гордиться! Кошки в очереди друг друга затопчут.

Котенок-красавец, в леопардовых пятнах, с тигриными полосками на морде, голове и хвосте, с намечающимися кисточками на ушках, с пушистым мягким пузом и корявыми тонкими лапами, был беспомощный, нежный и застенчивый. Но моя мама свое дело знала четко: в считанные дни она своей добротой, лаской и любовью его полностью растлила. Кот быстро осознал, как ему круто повезло, какое привалило ему счастье в виде этой приятной интеллигентной дамы, его хозяйки, и доброго седого дедушки, его хозяина, и стал лазить на стол, воровать все, что плохо лежит, освоил все плоскости от пола до потолка (за что тут же получил прозвище Кот вертикального взлета), научился открывать холодильник, прятаться в шкафах и верещать оттуда, забираться в немыслимые углы под ванной, под мойкой в кухне, ночью играть и не давать спать хозяевам и лакать оливковое масло прямо со сковороды. Потом совершенно разошелся и раскомандовался: орал, требовал, бушевал, кусался исподтишка и очень больно. Правда, был аккуратен, что касается гигиены, терпеливо сносил мытье под душем и умилительно и бесконтрольно сладко спал на спине морской звездой.

Неделю назад я пришла к ним в гости, и мама поставила вопрос, загнавший меня в тупик:

— А слушай, где у Скрябочки это… ну эти… ну такое, ну круглое, две… два…

— Чего две у Скрябина, мама? Два?!

— Ну то, чем гордиться. Ну Фаберже! — выдохнула мама и смутилась.

— А-а-а… — догадалась я, — ну там… где-то… Ну так продавец же сказал — ого!

— Ну что ты! Какое «ого»? У других котов я видела тако-о-ое, таки-и-ие… эти… две… два… (Надо знать мою интеллигентную маму, этот разговор ей очень трудно дался.) А у нашего Скрябина как-то… ну… как-то… Ну нету никакого «ого»! Какая там гордость? Стыд один…

Я поймала кота и заглянула. С тех пор как мы заглядывали туда с продавцом этого кота, который уверял, что эти… ну… два… две… они — налицо, верней, под хвостом, и — ого! С тех пор эти… ну… две… два… Они… растворились. Кот Скрябин, Скрябчук, Скряба, а по паспорту Скрябин Тигрисс Второй оказался кошкой.

— Мама, Скрябин — кошка.

— Не-ет!..

— Да.

— Кошка?! — побледнела мама. — Мой Скрябин — кошка? Он — она?!

Я помню, мама предупреждала, мама просила, что только не кошку, нет, кошку — нет и нет! Ни за что. Все что угодно, но не кошку. Только не кошку! Только чтоб был кот. Кот! Ка О Тэ!

— У-у-у-ужас… — прошептала мама. — Я этого не выдержу… Я же любила в нем кота…

Раз… Два… Пятнадцать… Тридцать… Я капала маме корвалол.

Так по моей милости в маленькой уютной квартире вместо любимого, единственного в мире кота вдруг появилась ненавистная кошка. Подлая коварная кошка, кусачая, вороватая. Кошка, которая игнорировала дорогущие когтеточки, испортила обои и погрызла подлокотники кресел. Кошка, которая в перспективе должна была принести гроздь котят, за которыми надо будет ухаживать и пристраивать их в хорошие руки.

— Н-не-е-ет! — Мама заломила руки и разрыдалась. — Я любила в Скрябине котика, я прощала Скрябину все. Все то, что можно простить только котику, а кошке — никогда. Я не хочу кошку, верните мне моего котика… Верните мне Скрябина! Я не буду любить эту незнакомую кошку, я не могу ее любить, хоть она и композитор!!!

А несчастный композитор, кстати, еще за два дня до выяснения, видимо, что-то почувствовал и, предвидя развязку, понуро возлег кучкой у входной двери, словно чего-то ждал. От этого мама плакала еще горше:

— Он знает! Он знает, что я его не хочу… Ее… Ее-о-о-о-о-о!!! О-о-о-о!!! Ы-ы-ы-ы-ы-ы!!!

Я чувствовала себя виноватой. И решила забрать Скрябина к нам — у нас большой дом, у нас полно животных, еще один — будет незаметно.

Словом, я забрала все котовье приданое, его вещички, любимую игрушку — удочку с крабом, с которой Скряба не расставался (лась). Его (ее) горшок, его (ее) кормушечку и поилочку, его (ее) щетки и шампунь и перевезла его (ее) к нам.

В первый день он(а) сидел(а) под кроватью в спальне, страдал(а), не ел(а), не играл(а), не ходил(а), не вынюхивал(а). Мама в свою очередь ужасно страдала у себя дома. Вечером Скрябин вылезла из-под кровати, поела, умылась, повозилась с горшком, спустилась вниз, нашла в куче своего приданого в прихожей любимого краба и поволокла наверх вместе с удочкой. Потом улеглась в кресле на предусмотрительно расстеленной для нее белой подстилке и замурлыкала. Смирилась.

На следующий день мама позвонила и робко стала умолять о свидании. Она пришла к нам, груженная сумками, как будто приехала к изголодавшемуся внуку в пионерский лагерь. В обеих сумках были гостинцы: куриная печенка, одноразовые пакетики с разными консервированными кошачьими обедами, коробка с сухим кормом «Нутра», красная бархатная мышка, серая вельветовая мышка, фетровая птичка с розовыми перышками, шелковая птичка с голубыми перышками, мышка в шарике, мячик с колокольцами внутри и три баночки натуральных сливок.

Скрябин возлежали рядом с компьютером и изволили дремать после ужина.

— Скрябин!!! Маленький мой! Котеночек мой! — вскричала мама, прижимая руки к груди. — Как же ты исхудал, мой Скрябочка, мой Тигреночек!!!

Скрябин приоткрыла глаза, вопросительно посмотрела на маму, презрительно фыркнула и спряталась за компьютерный стол.

— Миленький мой, единственный, что же ты меня так плохо встречаешь? Ты на меня обиделся?! Ну иди же ко мне, мой мальчик, мой котик… — молила мама. И строго мне: — Какую воду ты ему даешь? Свежую? С серебром?! Как часто ты его кормишь? Дробно? Четыре-пять раз?

— Мама, — сказала я ей осторожно, — раз ты так тоскуешь, может, ты заберешь Скрябу назад?

— Кота — да.

— ???

— А кошку — нет…