не в масштабе. Я просто никуда не пойду один. Когда мы встретились с Дэйвом Стюартом, он сказал мне, что же я не сказал ему, что еду на этот концерт? Они ездили на машине веселой компанией и охотно взяли бы меня с собой, причем я подозреваю, что они смотрели концерт с другой стороны, то есть, находясь в буфете за кулисами. Ну да ладно.
Приехал Сашка Липницкий с Инной. Я был ужасно рад, они сразу потащили меня по музеям, до которых один я может быть и не добрался бы. А в завершение их пребывания, нам таки удалось пойти на концерт «Rolling Stones» на «Уэмбли». Боб достал на CBS бесплатные проходки, но сам не пошел, поскольку уже ходил ещё до моего приезда. Билеты оказались в привилегированную зону достаточно близко к сцене, и к ним прилагалась нашлепка с надписью «Rolling Stones», которую надо было наклеить на футболку. Когда мы с такими нашлепками пробирались к своей трибуне, люди на нас озирались. Что такое «Rolling Stones» рассказывать бессмысленно, кроме того, что это было очень-очень важно. Это не было потрясением, я не получил эстетического удовольствия, но это было одним из самых важных событий в моей жизни, это было очень персонально. Я пытался фотографировать, чтобы зафиксировать этот факт. А вдруг мне никто не поверит. У Сашки такое доказательство было, поскольку через пару дней ему удалось взять интервью у Билла Уаймана. Пока же Сашка был в Лондоне опять же через CBS нам удалось пойти на «Dread Zeppelin» в «Marquee», в котором лет за двадцать до этого играли их прототипы. Они были самым модным актом этого сезона, и был аншлаг. Утром этого же дня нам удалось сходить на их презентацию в «Ronny Scott». Вокалист был одет как Элвис Пресли, и похожим голосом пел песни «Led Zeppelin» в стиле рэггей, а гитаристы с глумливыми улыбками легко выигрывали гениальные соло Джимми Пэйджа. При этом они играли через двадцативаттные комбики, басист в одних плавках и с хайром по пояс стоял на таком же маленьком комбике, а барабанщик играл на мини ударной установке. Это выглядело, как карикатура на рок-группу. И я думал, что это они специально выпендрились, чтобы поместиться на маленькой сцене джазового кафе. Публика была какая-то специальная, в основном пресса, и это как-то не очень прокатило. Однако вечером на огромной сцене в «Marquee» они выглядели точно так же, только концерт был веселый и смешно было до коликов. Первый раз оказавшись в таком клубе, который, как говорят, за двадцать пять лет совсем не изменился, я пытался представить себе, как это было во времена «Rolling Stones» и иже с ними. Я настальгировал по временам, которые не застал, и черной завистью завидовал музыкантам, которые ещё в юности имели возможность играть в таких местах и тем самым установить эти традиции. Меня интересовало абсолютно все, вплоть до того, какой там персонал, сколько человек работает и, наконец, какой там туалет? Мы стояли на балконе и наблюдали, как публика циркулирует туда-сюда. Первый раз я видел stage diving и наблюдал, как какой-то психопат все время выпрыгивал очень высоко и норовил вырвать шнур у гитариста. Я ничего не понимал, но меня это забавляло, казалось, что музыкантам это нисколько не мешает. Незадолго до этого Бобу с Титовичем удалось выступать здесь во время их тура, но я не стал его спрашивать о том, как это было. Кстати, сейчас я не понимаю, почему они уже тогда не назвали свою группу «Аквариумом». Ведь мы уже были списаны на берег. А чуть позже, когда они с Титовичем снова стали играть вместе, то это послужило основанием для того, чтобы переименовать «БГ Бэнд» в «Аквариум».
Тогда же с Сашкой Липницким и его знакомой, по имени Соколов Ратиу (её дед был русский, а отец, который уже родился в Англии и русский язык знал не очень хорошо, назвал её этим красивым русским именем), мы сходили на концерт «Los Lobos» в «Town & Country Club». Меня поразило, что клубом оказался большой Дом культуры, в котором просто убран партер и можно танцевать, а на балконе кафе со столиками и официантами. Но в таком кафе люди не могли разговаривать, поскольку «Los Lobos» так мочили свой тэк-мэкс, что у меня ещё три дня после этого звенело в ушах.
А через пару дней Соколов организовала нам поездку в город Бат к Питеру Габриэлю. Сашка познакомился с ним ещё тогда, когда тот приезжал в Россию с гринписовской акцией, и они ездили к нему на дачу. У Питера оказалось мало времени, поскольку он работал над альбомом, (судя по вему саундтреком к фильму «The Last Temptation»), и он наказал, чтобы мы приехали точно к ланчу. За большим столом в столовой сидели Тони Левин и Даниэль Лануа. Те из вежливости поинтересовались, как там в России, мы сказали что ничего, только давно не были, они сказали: «А-а-а…» Мы походили по студии, Питер Габриэль показал нам все помещения, вероятно они просто сочиняли и репетировали, поскольку пульт, аппарат и барабаны стояли в одной большой комнате. Хотя кто их знает, они могли и записываться так же. Его дом находится прямо возле скоростной железной дороги, по которой с диким грохотом проносятся поезда, но у него сделана такая звукоизоляция, что это не мешает записи. Он хотел нам это продемонстрировать, но нам не повезло, ближайший поезд должен был быть только через час. Мы сфотографировались на память, и ещё просто походили по его усадьбе и повалялись на газоне. Левин и Лануа играли в какую-то игру типа гольфа, только в место мяча было небольшое ядро, которое надо кидать руками и закатывать в лунки. Где- то по соседству должен был жить Питер Хэммилл.
На обратном пути мы заехали в таинственное местечко Айвсбери, где концентрическими кругами расположено несколько сот гигантских камней непонятного происхождения. По преданию это место построено друидами и по величине превосходит Стоун Хендж. Такие места завлекают и хотелось побыть подольше, но уже смеркалось, а нам ещё предстоял долгий путь. На обратном пути все молчали. Когда мы вернулись, нас сразило известие о гибели Цоя. Мы пытались звонить Марьяне, но не дозвонились. Хотелось сорваться и поехать в Ленинград, но, к сожалению, это было физически невозможно. Сева Новгородцев пригласил нас с Бобом и Сашкой в студию, после чего не хотелось разъезжаться, и все поехали к Севе домой. Мы часто виделись с Севой и его женой Карин. Как-то случайно разговор зашел о русском проповеднике Сергее Гаккеле, который на BBC ведет религиозную программу. Моя матушка часто его слушала. Будучи почти слепой, она много времени проводила у радиоприемника, который на долгие годы служил для неё почти единственной связью с внешним миром. Мне интересно было с ним повстречаться, но мы выяснили, что корни у нас разные, хотя его предки выходцы из России.
Сашка уехал, а через несколько дней, по дороге в Америку, к нам заглянул наш старый дружок Пол Ашин. Он стал большим ученым и состоял на государственной службе. Он приехал на какой-то симпозиум в Кембридж или Оксфорд. Находясь там, бедняга поехал кататься на велосипеде, запутался в левостороннем движении и был сбит машиной. Он сломал ногу и просил меня встретить его на вокзале и препроводить в аэропорт. По счастью перелом был не сложный, и он быстро поправился.
Также мы часто виделись с Ольгой Перри. После отъезда из России она не рассчитывала сделать карьеру певицы. Но через несколько лет у неё открылось второе дыхание, она купила гитару и микрофон и снова стала писать песни. Естественно, живя в Англии она стала петь по-английски. У неё природный красивый голос и это были красивые лирические чисто женские песни. Как само собою разумеющееся, мы попробовали поиграть вместе. Получилось славно, но я не предполагал вовлекаться ни в какой постоянный проект, поэтому после моего отъезда наше сотрудничество прекратилось. Мне хотелось повидать Юрку Степанова, но Ольга потеряла его след уже несколько лет назад. Где-то в Лондоне бродил Ливерпулец, которого мне очень хотелось видеть. Он уже давно скитался по Европе, и я тщетно разговаривал с автоответчиком его хозяина. Когда же он всё-таки проявился, то Боб почему-то не захотел приглашать его домой. И хотя этот дом в это время был и моим домом, я встретился с Ливерпульцем в каком-то кафе, а потом мы пошли в Гайд-парк и весь день провели вместе. Ливерпулец принял решение не возвращаться на Родину и решил двинуть в Америку. Это было не такое простое решение, поскольку его семья оставалась в России, и он не был уверен, что когда-нибудь увидит её. Мы встретились снова только перед его отъездом, и я уговорил Боба пойти со мной. Я был рад тому, что мне удалось таки их помирить, хотя помирить это не то слово – они не ссорились, просто Боб вырос из своих старых друзей. Он вырос и из группы, но была иллюзия того, что мы навеки сможем остаться друзьями. Но наверное уже тогда можно было увидеть, что он вырастет из всех нас и из меня в том числе.
Он продолжал работу над демо-материалом для второго альбома. Время от времени ему звонили из
