почти не было противоречий, а с иными из них и вовсе завязывалась дружба. И иногда эта коммунальная квартира превращалась в коммуну, когда вмести пили и справляли праздники. И все гости, как правило, тусовались на кухне. Людка проработала в школе не долго, но каким-то образом они с Бобом умудрились прожить там несколько лет просто так. Более того, через пару лет, когда съехал кто-то из соседей, им удалось захватить ещё одну комнату, которая стала одновременно чем-то вроде кабинета Боба и гостиной. Но репетировать мы продолжали по-прежнему у меня на Восстания. Как-то, в очередной раз, зашел разговор о том, что может быть мы найдем каких-нибудь денег и купим себе комбики. У каждого из нас было что-то, что можно было продать. И я первый выступил с почином и продал свой стерео проигрыватель «Вега-108», вместе со всеми пластинками, и Тропилло предложил мне маленький 15 ваттный комбик «Vermona». Он мне очень нравился, но моему примеру почему-то никто не последовал. Я же в очередной раз лишился возможности слушать дома музыку на каком-либо носителе. Мы продолжали репетировать у меня дома, и получалось, что в эту штуковину включались все, кроме меня. Чуть позже кто-то высадил динамик, и мне насилу удалось продать его по остаточной стоимости.

Этой же зимой мы поехали в Ярославль, где проходил фестиваль «Джаз над Волгой». Мы не играли джаз, но нас пригласили выступить в качестве гостей фестиваля не на основной площадке, а в какой-то дискотеке. Мы сыграли ничего, но это было ничто по сравнению с самим фестивалем. Там же выступал Курёхин, который уже собрал «Поп-механику», она ещё так не называлась, но уже носила все признаки таковой, и состав был мощнейший. В него входили Тарасов, Чекасин, Пономарева и много других джазменов авангардного толка. Это был несколько другой уровень, и никто из нас в ней не участвовал. В то же время было несколько фантастического класса концертов в «Клубе Современной Музыки» в ДК им. Ленсовета. Как правило они проходили в одном из двух малых залов. И на одном из них мы впервые увидели и услышали Сашку Кондрашкина.

Весной состоялось торжественное открытие «Рок-клуба», на котором играл «Аквариум», но у меня этот факт не отложился в памяти. Чуть позже мы играли рок-н-ролльный концерт в спортивном зале Университета в Петергофе. Самого концерта уж не упомнить, но на обратном пути мы ехали в одном вагоне с молодым ребятами, которые тоже возвращались из Университета. Они подсели к нам, попросили гитары и спели несколько песен. Это был Цой с компанией. Сейчас я уже не помню последовательность событий, да она особенно и не важна.

Примерно через месяц Тропилло решил отпраздновать свой тридцатилетний юбилей, который прошел в два этапа. Первый был в ресторане «Трюм», на Крестовском острове, куда он привез маленький аппарат и пригласил своих дружков музыкантов. Но концерт не получился, потому что соседи сверху вызвали ментов, нам пришлось отключить аппарат и молча напиться. Через неделю он договорился в ресторане гостиницы «Нева» на улице Чайковского. Он гулял на широкую ногу и всех поил шампанским, а выступал «Автоматический Удовлетворитель» и Цой. Так был заложен фундамент новой волны. Боб просто влюбился в Цоя и его песни, он пытался всячески ему помочь и протежировать его. Так у Тропиллы состоялась запись первого альбома группы «Кино», и, поскольку группы как таковой не было, мы все принимали в ней участие. Я сыграл только в песне «Мои друзья идут по жизни маршем», которая стала нашим гимном, но почему-то она не стала таковым в период славы группы «Кино». Чуть позже Боб решил спродюсировать выступление «Кино» на утреннике. В то время концерты в «Рок-клубе» проходили почему-то по воскресеньям утром. У Тропиллы появилась ударная машина «Лель». Это чудовищное изобретение издавало поразительно индустриальные звуки и усиленное через аппаратуру производило впечатление парового молота. Сейчас ему не было бы цены. Выступление было бредовое, на грани идиотизма, но в этом был элемент психоделии. Рыба извивался как угорь и был очень артистичен. Но народу правда не было, и на них с Цоем никто особенного внимания не обратил.

Каким-то образом материализовался тот самый Сашка Кондрашкин, который так поразил наше воображение в ДК им. Ленсовета. Он был удивительно радушен и сразу же пригласил нас репетировать у него дома на проспекте Энергетиков. В это время мы начали играть несколько новых песен – «Белое рэггей», «Прекрасный дилетант», «Ребята ловят свой кайф» и «Кто ты теперь». Но, ещё не успев ничего толком сделать, мы сразу отправились в Москву. Тропилло был звукорежиссером и взял на себя функции директора. Он предполагал заранее поехать на площадку и отстроить аппаратуру или что-то в этом роде. Я имел неосторожность отдать ему виолончель, чтобы не тащить её самому, чего я никогда раньше не делал. И конечно же он умудрился разбить её вдребезги да так, что отлетела верхняя дека. Мое участие в концерте стало проблематичным, но мы кое-как слепили инструмент и замотали его изоляционной лентой. Самое поразительное, что на нём даже можно было издавать какой-то звук. Я не говорю о музыкальном звуке, я говорю о звуке как таковом. А если его ещё пропустить через соответствующую примочку, то можно легко добиться желаемого результата. Другое дело, что мы никогда не знали какой именно звук будет, поскольку не имели возможности репетировать на аппарате. Так было и в этот раз, звук был не привычный, но мощный, что было уже хорошо и можно было включиться громко. Учитывая то, что мы становились модным актом, и наш концерт в Москве неизменно привлекал к себе внимание и много народа, то при таком стечении обстоятельств, концерт мог получиться хорошим. Дело было ранним вечером, было ещё светло и очень жарко, мы напились пива, и наше выступление имело сильный привкус панк-рока, хотя, наверное, это было то, что впоследствии получило название «новая волна». Чтобы не запутаться в определениях, попробую изложить, как я это понимаю. Панк-рок – это высвобожденная энергия в чистом виде и люди его играющие, движимые этой энергией, порой не контролируют происходящее, они панки по жизни. Новая же волна – это искусственный стиль, который образовался благодаря появлению панк-рока, но который стали играть музыканты со значительным опытом, они смогли сделать переоценку, почувствовав очистительную энергию панк-рока, позволившую им сбросить лишнюю чешую. Либо это молодые интеллектуалы, которые приняли панк-рок как идею и облекли её в изящную форму, постоянно меняя её и экспериментируя.

После концерта мы поехали к Сашке на дачу. Его гостеприимство не знало границ, чем многие из нас не преминули воспользоваться. Мы могли приезжать в любом количестве, с друзьями и подругами, и он всегда оказывал нам самый радушный приём. Даже когда его квартира на Каретном ряду уже подверглась ощутимым разрушениям, двери её всегда были открыты для всех питерских музыкантов. По случаю нашего приезда Сашка организовал акустический концерт на Николиной Горе, на веранде дачного клуба. Было очень жарко, народу было сравнительно мало, и мы дали расслабленный домашний концерт, в котором я на разбитой виолончели играть не стал.

По приезде мы сыграли концерт в малом зале ДК им. Ленсовета, где с нами впервые выступила группа «Странные игры». Мы были ими абсолютно восхищены, быстро с ними подружились и стали их преданными фанами.

Дом Пионеров, в котором помещалась студия Тропилло, как правило летом не функционировал. Это было самое подходящее время для записи, и мы сели писать новый альбом. Сначала мы пытались записать несколько песен из тех, что к этому времени игрались, и на запись пригласили Вовку Козлова, нашего старого друга из группы «Союз любителей музыки рок», одного из тех гитаристов, которых мы приглашали играть на рок-н-ролльные концерты. С ним мы записали песню «Кто ты теперь» и кое-что из того, что впоследствии вошло в альбом «Электричество». Мы не представляли, каким должен быть этот альбом, и стали записывать песни, которые Боб сочинял по ходу пьесы. Мы не знали и до этого не играли ни одну из тех песен и делали аранжировку прямо на ходу. Так образовался альбом «Треугольник». Тропилло раздобыл на «Мелодии» стереофонический студийный магнитофон и восьмиканальный пульт «Studer», что позволило выйти на другой уровень звукозаписи. Пожалуй это была самая живая запись, когда все были вовлечены и охотно музицировали. Приходили дружки. Так, я помню, во время записи «Начальника фарфоровой башни», передо мной на корточках сидел Женька Степанов и скрипучим голосом издавал странные звуки в микрофон, через который я играл, и корчил такие рожи, что я еле сдерживал смех и с трудом играл. Неожиданно пришёл Курёхин и блистательно сыграл в «Мочалкином блюзе», а в «Поручике