и одобряю ваш союз. Брак — это есть такое дело… Это не то, что взял извозчика, да и поехал куда-нибудь; это обязанность совершенно другого рода, это обязанность… Теперь вот только мне времени нет, а после я расскажу тебе, что это за обязанность. Ну, Иван Кузьмич, поцелуй свою невесту. Ты теперь можешь это сделать. Ты теперь должен это сделать.
Ничего, ничего, сударыня; это так должно, пусть поцелует.
Подколесин. Вот, сударыня, позвольте, теперь уж позвольте.
Агафья Тихоновна. Как сейчас? Уж это, может быть, очень скоро.
Подколесин. И слышать не хочу! Хочу еще скорее, чтобы сию же минуту было венчанье.
Кочкарев. Браво! хорошо! Благородный человек! Я, признаюсь, всегда ожидал от тебя много в будущем! Вы, сударыня, в самом деле поспешите теперь поскорее одеться: я, сказать правду, послал уже за каретою и напросил гостей. Они все теперь поехали прямо в церковь. Ведь у вас венчальное платье готово, я знаю.
Агафья Тихоновна. Как же, давно готово. Я в минуточку оденусь.
Явление XX
Подколесин. Ну, брат, благодарю! Теперь я вижу всю твою услугу. Отец родной для меня не сделал бы того, что ты. Вижу, что ты действовал из дружбы. Спасибо, брат, век буду помнить твою услугу.
Кочкарев. Ничего, брат, я рад сам. Ну, подойди, я тебя поцелую.
Подколесин. Благодарю, брат. Именно наконец теперь только я узнал, что такое жизнь. Теперь предо мною открылся совершенно новый мир, теперь я вот вижу, что все это движется, живет, чувствует, эдак как-то испаряется, как-то эдак, не знаешь даже сам, что делается. А прежде я ничего этого не видел, не понимал, то есть просто был лишенный всякого сведения человек, не рассуждал, не углублялся и жил вот, как и всякий другой человек живет.
Кочкарев. Рад, рад! Теперь я пойду посмотрю только, как убрали стол; в минуту ворочусь.
Явление ХХI
В самом деле, что я был до сих пор? Понимал ли значение жизни? Не понимал, ничего не понимал. Ну, каков был мой холостой век? Что я значил, что я делал? Жил, жил, служил, ходил в департамент, обедал, спал, — словом, был в свете самый препустой и обыкновенный человек. Только теперь видишь, как глупы все, которые не женятся; ведь если рассмотреть — какое множество людей находится в такой слепоте. Если бы я был где-нибудь государь, я бы дал повеление жениться всем, решительно всем, чтобы у меня в государстве не было ни одного холостого человека!.. Право, как подумаешь: чрез несколько минут — и уже будешь женат. Вдруг вкусишь блаженство, какое, точно, бывает только разве в сказках, которого просто даже не выразишь, да и слов не найдешь, чтобы выразить.
Голос извозчика. Подавать, что ли?
Голос Подколесина. На Канавку, возле Семеновского мосту.
Голос извозчика. Да гривенник, без лишнего.
Голос Подколесина. Давай! пошел!
Явление ХХII
И сама не знаю, что со мною такое! Опять сделалось стыдно, и я вся дрожу. Ах! если бы его хоть на минутку на эту пору не было в комнате, если бы он за чем-нибудь вышел!
Голос Феклы. Да он там.
Агафья Тихоновна. Да где же там?
Фекла
Агафья Тихоновна. Да ведь нет его, ты видишь.
Фекла. Ну да уж из комнаты он тоже не выходил, я сидела в прихожей.
Агафья Тихоновна. Да где же он?
Фекла. Я уж не знаю где; не вышел ли на другой выход, по черной лесенке, или не сидит ли в комнате Арины Пантелеймоновны?
Агафья Тихоновна. Тетушка! тетушка!
Явление XXIII
Арина Пантелеймоновна
Агафья Тихоновна. Иван Кузьмич у вас?
Арина Пантелеймоновна. Нет, он тут должен быть; ко мне не заходил.
Фекла. Ну, так и в прихожей тоже не был, ведь я сидела.
Агафья Тихоновна. Ну, так и здесь же нет его, вы видите.
Явление XXIV
Кочкарев. А что такое?
Агафья Тихоновна. Да Ивана Кузьмича нет.
Кочкарев. Как нет? ушел?
Агафья Тихоновна. Нет, и не ушел даже.
Кочкарев. Как же — и нет, и не ушел?
Фекла. Уж куды бы мог он деваться, я и ума не приложу. В передней я все сидела и не сходила с места.
Арина Пантелеймоновна. Ну, уж по черной лестнице никак не мог пройти.
Кочкарев. Как же, черт возьми? Ведь пропасть тоже, не выходя из комнаты, никак он не мог. Разве не прятался ли?.. Иван Кузьмич! где ты? не дурачься, полно, выходи скорее! Ну что за шутки такие? в церковь давно пора!
