дождем на головы [«головы» вписано. ] разгульных парубков: «Ах, ты негодный сорванец, нечистая сила, нелегкая позабирала бы всю родню твою!»

«Ах, ты старая ведьма!»

«Ах, ты сатанинское [нечистое] отродье! Вишь, молокосос какой-нибудь, дрянь»… Тут воз начинал спускаться с мосту. [«Тут ~ с мосту» вписано. ] Последние слова едва были слышны [было слышно] но разгульный парубок наш не хотел этим кончить [не хотел кончить так] и потому, схвативши комок грязи, швырнул вслед за нею. Удар был удачнее [так удачен] нежели мог он думать: весь новый ситцевый очипок [очипок [старухи] шег<олихи>] был забрызган грязью, и хохот разгульных повес удвоился с новою силою, к несказанной досаде пожилой щеголихи [нашей ста<рухи>] Воз отъехал в это время уже довольно далеко, и месть ее обратилась на безвинную падчерицу и медленного сожителя, который, будучи привычен издавна к подобным явлениям, сохранял упорное [при<вычное>] молчание, хладнокровно принимая мятежные речи разгневанной супруги до тех пор, покаместь не въехали они в пригородье [в город] на загроможденный двор [на двор] к одному козаку [к куму тамошнему] куму и старому знакомому нашим путешественникам, которым всего нужнее дать отдых после такой дальней дороги.

Случалось ли вам слышать иногда [когда] где-то валящийся отдаленный водопад, когда вам издали уже чудятся неясные звуки? [«Случалось ли ~ звуки?» вписано.]

Кто не видал и не был когда-нибудь в вихре шумной ярмарки, когда весь народ с своим товаром срастается в одно огромное чудовище и шевелится всем корпусом [«и шевелится всем корпусом» вписано. ] на площади и по тесным улицам, шумит, гогочет, гремит. Шум, треск, брань, [Далее было: мычание] блеянье, мычанье, рев, — всё сливается в один нестройный говор, как будто бы валится где-то отдаленный водопад [как будто бы где-нибудь отдаленный водопад валится] и встревоженная [испуганная] окрестность полна гула. Напрасны будут старания что-нибудь расслушать, узнать, о чем идут речи. Ничего вы не услышите, ничего не узнаете. Одни только продавец и покупщик понимают друг друга. Громкое хлопанье по рукам и распиванье могорыча одни только дадут знать вам, <что> сделка или покупка совершены [об успехе посольства. ] Приезжий наш мужик с чернобровою дочкою своею давно уже толкался в народе, узнавал и примерялся к ценам. Все его мысли вертелись около одной точки: около 10 мешков пшеницы, привезенных им на ярмарок, и старой кобылы, и потому весьма естественно, что он [Далее было: безвыходно [к великой досаде нашей красавицы, [«к великой ~ красавицы» вписано. ] терся почти возле одних только возов с мукой и пшеницею и еще с дегтем, которого хотелось забрать на барыши; между тем как ее так и дергала непонятная сила под ятки к крамаркам, где развешаны были самые яркие ленты, перстни, серьги, монисты [и монисты] Впрочем, она и тут много находила предметов себе для наблюдения: ее до чрезвычайности смешило, как цыган и мужик один били друг друга со всей силы по рукам, вскрикивая сами от боли; как пьяный жид давал бабе киселя [Дать киселя значит ударить кого-нибудь сзади ног. (Прим. Н. В. Гоголя.)]; как поссорившиеся перекупки кидались раками, приправляя по-бранками… Тут почувствовала она, что кто<-то> дернул ее за рукав сорочки. Оглянулась, и парубок в белой свитке с огненно-яркими очами стоял перед нею. Жилки ее вздрогнули и сердце забилось так, как еще никогда ни при какой радости, ни при каком горе: и чудно, и любо ей показалось, и сама не могла растолковать, что делалось с нею. «Не бойся, серденько, не бойся», говорил он ей вполголоса, взявши ее руку: «убей меня гром на этом месте, если держу на уме что худое против тебя». «Верно это лукавый», думала про себя красавица [девушка сама и чу<вствовала>]; «сама, кажется, знаешь, что не годится так… а чувствуешь, что силы не достает взять от него руку». Мужик оглянулся и хотел что-то сказать дочке, но в стороне послышалось ему слово: пшеница. Это магическое слово заставило его обратиться, оставивши всё, и он в ту же минуту приближился [Вместо «Это ~ приближился»: я он, оставивши всё, приближился] к двум жарко разговаривавшим негоциантам, позабыв всё на свете, [Далее начато: Разговор пошел] устремив всё внимание на любимый предмет свой.

«Так ты думаешь, земляк, что плохо пойдет наша пшеница?» говорил один [Далее было: с ви<да>] человек с вида [Вместо «с вида»: видом] похожий весьма на заезжего мещанина, обитателя какого-нибудь местечка, в пестревых, запятнанных дегтем и засаленных шароварах, другому с широким носом и огромною [и широкою] на нем шишкою.

«Да думать нечего тут: [Далее было: что плохо] я готов кинуть на себя петлю и болтаться на этом дереве, как колбаса перед Рождеством на хате, если мы продадим хоть одну мерку».

«Кого ты, земляк, морочишь? привозу ведь [а. да вот привозу б. продолжал] кроме нашего, нет вовсе» [никакого <написано: ниго>] продолжал говорить [говорил] человек в пестревых [в сер<ых>] шароварах.

«То-то и есть [и диво] что если где замешается чертовщина, то будет столько прока, сколько от барана молока», значительно отвечал человек с шишкою на носу.

«Как чертовщина?» подхватил человек в пестревых шароварах.

«Слышил ты, что поговаривают в народе?» говорил человек с шишкой.

«Ну!»

«Ну, то-то ну! Комиссар, чтобы ему чихалось так после каждой пучки табаку, как после горячей воды, [Далее было: говорит] отвел для ярмарки проклятое [такое проклятое] место, на котором хоть тресни, ни зерна не спустишь. Видишь ли ты тот старый развалившийся сарай, что вон-вон стоит под горою?..» Тут дородный [наш дородный] отец нашей красавицы подсунулся еще ближе и весь превратился во внимание. «В том сарае то и дела, что водятся чертовские шашни, и ни одна ярмарка на этом месте не проходила без беды. Вчера волостной писарь проходил поздно вечером, только в слуховое окно выставилось свининое рыло и хрюкнуло так, что у него мороз подрал по коже. Тоже жди, что опять покажется кармазинная [красная] свитка».

«Что ж это за красная свитка?»

Тут у нашего слушателя поднялись дыбом седые волосы. Со страхом оборотился он назад и увидел, что дочка и парубок в свитке стояли обнявшись и напевая друг другу какие-то любовные сказки и позабыв про все свитки, находящиеся в свете. Это разогнало немного его страх и возвратило его к прежней беспечности [ему веселость]

«Эге, ге, ге! Да ты мастер, как вижу, обниматься. Чорт меня возьми, если я не на четвертый только день после свадьбы [„после свадьбы“ вписано. ] выучился обнимать мою [свою] покойную Хвеську. Да и то, спасибо куму, [Далее было: который] бывши дружком, выучил уже [меня]».

Парубок заметил тотчас, что отец его любезной не слишком [не совсем] дальнее и в мыслях решился попытаться склонить его в свою пользу. [Далее начато: Вер<но>] «Ты, верно, человек добрый, не