мхатчиках». Иная реакция была у Качалова при чтении романа «Мастер и Маргарита». Запись 26 июня 1939 г.: «Вчера вечером у Ольги — Качалов, Виленкин, мой Женя и мы. Ольга очень хотела, чтобы Миша читал, но Миша не захватил с собой никакой рукописи. Но Качалов так мило рассказывал всякие смешные рассказы, что Миша попросил Женю съездить за рукописью, и Миша прочитал первые три главы из „Мастера'. Мне понравился Качалов и то, как он слушал — и живо, и значительно». И еще одна запись следующего дня: «Сегодня должны были быть у Качалова — он просил Мишу почитать из пьесы о Сталине». В. Качалов принимал горячее участие в спасении умирающего писателя. 8 февраля 1940 г. он, А. Тарасова, Н. Хмелев обратились с письмом к Сталину, полагая, что какое-то особое радостное потрясение сможет спасти Булгакова. Но было уже поздно. В телеграмме соболезнования, присланной Качаловым, были такие слова: «Передо мною живым стоит его образ. Я не забуду никогда наших встреч, его чтений, его меткого умного слова, его обаяния — всего, что давало мне радость в общении с этим искрящимся талантом».

— Вы хотите сказать, Федор Владимирович? — В списках Елены Сергеевны Федор Владимирович — это Владимир Федорович Грибунин (1873—1933), старейший актер МХАТа. Кстати, в одном из писем Елены Сергеевны О. С. Бокшанской (20 февраля 1926 г.) есть такие строки: «А на генералку Горячкиного сердца Николай (видимо, Н. А. Подгорный. — В. Л.) устроил два билета. Москвин и Тарханов играют концертно. Шевченко и Грибунин хорошо. Остальные плохо».

— Неужели же вы ее понесете в театр Шлиппе? — Елена Сергеевна полагала, что имеется в виду театр Ф. А. Корша. Но не исключено, что подразумевался театр В. Е. Мейерхольда.

Маргарита Петровна Таврическая. — Ольга Леонардовна Книппер-Чехова (1868—1959) исключительно высоко ценила талант Булгакова, очень тепло к нему относилась. Интересна следующая запись Елены Сергеевны от 4 ноября 1938 г., сделанная после знаменитого выступления Булгакова на мхатовском юбилее: «Когда он вышел на эстраду, начался аплодисмент, продолжавшийся несколько минут и все усиливающийся. Потом он произнес свой conferance, публика прервала его смехом, весь юмор был понят и принят. Затем началась программа — выдумка Миши... <...> Когда это кончилось, весь зал встал и стоя аплодировал, вызывая всех без конца. Тут Немирович, Москвин и Книппер пошли на эстраду... Мишу целовали Москвин и Немирович, и Книппер подставила руку, восклицая: „Мхатчик! Мхатчик!..“

...Валентину Конрадовичу. — По мнению Елены Сергеевны, имеется в виду Леонид Миронович Леонидов (1873—1941).

...она не может играть! — Булгаков никак не мог смириться с тем, что роль Мадлены в «Мольере» будет исполнять Л. Коренева. Вот дневниковая запись Елены Сергеевны от 7 апреля 1935 г.: «М. А. взбешен... Нельзя заставить плохого актера играть хорошо. Потом развлекает себя и меня показом, как играет Коренева Мадлену. Надевает мою ночную рубашку, становится на колени и бьет лбом о пол (сцена в соборе)». 9 апреля: «М. А. в ударе, рассказывал о репетициях „Мольера', показывал Станиславского, Подгорного, Кореневу...» А после состоявшейся «генералки» «Мольера» в дневнике появилась запись: «Очень плохи — Коренева (Мадлена — совершенно фальшивые интонации)...» Между тем Булгаков через несколько лет напишет Елене Сергеевне по поводу снятия «Мольера»: «Роль МХТ выражалась в том, что они все, а не кто-то один, дружно и быстро отнесли поверженного „Мольера' в сарай. <...> Рыдало немного народу при этой процедуре. Рыдала незабвенная Лидия Михайловна...»

Гавриил Степанович!.. Орел!.. Орел, кондор. — В известном смысле Н. В. Егоров действительно был «орлом» и «кондором», ибо позволял себе такие выходки политического характера, которые казались абсолютно немыслимыми в тех условиях. Приведем некоторые выдержки из материалов различных комиссий, работавших в МХАТе, в том числе и специально по заданию Н. И. Ежова. Вот что сообщал 1 октября 1935 г. грозному Ежову член Контрольной партийной комиссии ВКП(б) С. Салтанов:

«Проверив по Вашему поручению материалы об антисоветских выходках заместителя директора МХАТ — Н. В. Егорова и других, докладываю.

ЕГОРОВ в МХАТе находится около 10 лет. В прошлом Егоров был пайщиком и бухгалтером фирмы бр. АЛЕКСЕЕВЫХ (фирма Станиславского). Являясь сейчас заместителем директора МХАТа и пользуясь близостью к Станиславскому, ЕГОРОВ стал фактическим хозяином театра, действуя всегда от имени больного Станиславского...

Повесить плакат или лозунг внутри театра на красной материи — Егоров не разрешает, он не терпит красного цвета, оперируя в этих случаях всегда т. н. традициями Художественного театра и требованиями художественного вкуса...

Егоров и его окружение всеми силами стараются не допустить коммунистов в театр... Заведующим административной частью взамен выдвигаемого члена ВКП(б) назначил Михальского („Филю'. — В.Л.), ссылавшегося за шпионаж...

Достаточно сказать, что за последние два года арестовано и сослано 16 сотрудников театра за контрреволюционную работу.

...Приехав во вновь приобретенный МХАТом дом отдыха и увидав на крыше красный флаг, Егоров предложил немедленно его снять, т. к. это не во вкусе Художественного театра... Бюст товарища Сталина был приобретен... и поставлен на специальную тумбочку, которую хотели покрыть красной материей. Накрыть тумбочку красной материей Егоров запретил... Отдыхающая пианистка А. В. Метропольская, увидев бюст товарища Сталина, заявила, „что это за пугало здесь стоит...'

Считая антисоветское лицо Егорова достаточно установленным, прошу принять следующее постановление:

1. Немедленно уволить Н. В. Егорова из театра, не допуская его к какой бы то ни было театральной деятельности...» (Источник. С. 126-129).

После знакомства с такого рода документами начинает возникать множество вопросов, а также убеждение, что Булгаков многого просто не знал...

— И никакая... теория ничего не поможет! — О «теории Станиславского» Булгаков стал высказываться именно после репетиций «Мольера». И высказывания эти иногда выражались в самой яростной форме. Вот запись Елены Сергеевны от 5 ноября 1936 г.: «М. А. говорит:

— Система Станиславского — это шаманство. Вот Ершов, например. Милейший человек, но актер уж хуже не выдумать. А все — по системе. Или Коренева? Записывает большими буквами за Станиславским все, а начнет на сцене кричать своим гусиным голосом — с ума сойти можно! А Тарханов без всякой системы Станиславского — а самый блестящий актер! Когда начали репетировать на квартире у К. С-а „Мертвые' и К. С. начал свои этюды, Тарханов сразу все сообразил и схватился за бок, скорчивши страшную гримасу.

К.С.:

— Михаил Михайлович, что с Вами?

— Печень...

И ушел, и не приходил во время всех бесчисленных репетиций, и сыграл Собакевича первым номером. Вот тебе и Система!»

Аргунин. — Артистический талант Николая Павловича Хмелева (прототип Аргунина) Булгаков ценил очень высоко. Между прочим, Хмелев был одним из любимых актеров Сталина. И когда Булгаков написал все-таки пьесу о Сталине, Хмелев буквально