'О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округление бедр твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника...'.

Как они сумели смастерить все это? И так быстро! За три часа, пока он спал... Тончайшие часовые пружинки, алмазы, блестки. Жидкое серебро... А ее волосы? Какие кибернетические насекомые прядут эту бледно-золотую нить?

- Если ты будешь так пялиться на меня, уйду.

- Нет. Не уходи.

- Тогда ближе к делу, - холодно сказала она. - Ты хотел говорить со мной о Леонарде.

- Сейчас. Подожди минуту.

От его ярости ничего не осталось. Все рассеялось, когда он ее увидел. Джордж Хилл чувствовал себя нашкодившим мальчишкой.

- Зачем ты сюда пришел? - спросила она.

- Кэт, прошу тебя...

- Нет, отвечай. Тебя интересует Леонард? Ты знаешь: я его люблю.

- Кэт, не надо! - взмолился он.

Она продолжала:

- Я все время с ним. Мы объехали все места, где я когда-то любила тебя... Это была ошибка. А теперь... Помнишь лужайку на Монте-Верде? Мы были там на днях. Месяц назад мы летали в Афины, взяли с собой ящик шампанского.

- Ты не виновата, нет, не виновата! - Он смотрел на нее в упор. - Ты другая, ты... не она. Это она всему виной. А ты - ты тут ни при чем.

- Ты бредишь, - резко сказала женщина. - Я и есть она, и никакой другой быть не может. Во мне нет ни одной частички, которая была бы чужда ей. Мы с ней одно и то же.

- Но ты не вела себя так, как она.

- Я вела себя именно так. Я целовала его.

- Ты не могла. Ты только что родилась!

- Допустим. Но я родилась из ее прошлого. И из твоей памяти!

- Послушай, - говорил он, - может быть, как-нибудь... ну, заплатить побольше, что ли? И увезти тебя отсюда? Мы улетим к черту на кулички, в Париж, в Мельбурн, куда хочешь!

Она рассмеялась.

- Куклы не продаются. Поглядел - и хватит с тебя.

- У меня много денег!

Она покачала головой.

- Это ничего не значит. Уже пробовали. Ты знаешь, даже то, что делается, - нарушение закона. Власти терпят нас до поры до времени.

- Кэти, я хочу одного - быть с тобой.

- Это невозможно, ведь я та же самая Кэти. А кроме того, конкуренция сам понимаешь. Кукол нельзя вывозить из здания фирмы: начнут копаться, раскроют наши секреты. И вообще хватит об этом. Я тебя предупреждала - не говорить о таких вещах. Пропадет вся иллюзия. Останешься неудовлетворенным. Ты деньги заплатил - делай то, за чем пришел.

- Кэти, я не хочу тебя убивать!

- Нет, хочешь, хочешь! Ты просто подавляешь в себе это желание.

- Не надо было мне приходить сюда. Ты так хороша!

- Хороша, да не для тебя.

- Замолчи.

- Завтра мы вылетаем с Леонардом в Париж.

- Ты слышала, что я сказал?

- А оттуда в Стокгольм, - она весело рассмеялась и потрепала его по щеке. - Так-то, мой толстячок.

Темное чувство зашевелилось в нем. Он стиснул зубы. И в то же время он отлично понимал, что происходит. Горечь и ненависть, пульсирующие в глубинах мозга, посылали оттуда свои сигналы, и тончайшие телепатические приемники в феноменальном механизме ее головы улавливали их. Марионетка! Это он управлял ее телом, он подсказывал ей все ее реплики.

- Старикашка. А ведь когда-то был ничего.

- Остановись, Кэт.

- Ты стар, а мне только тридцать один год. Эх, ты. Думал, я с тобой век проживу? Да знаешь ли ты, сколько на свете мужчин, которым ты в подметки не годишься!

Он вынул из кармана пистолет, не глядя на нее.

- Кэтрин.

- 'Голова его - чистое золото...' - прошептала она.

- Кэтрин, замолчи!

- '...На ложе моем искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя'.

Откуда она знала эти слова? Они звучали и ныли в его мозгу, как она могла их услышать?

- Кэти, - сказал Джордж и с усилием потер лоб. - Не заставляй меня выстрелить. Не заставляй меня.

- 'Щеки его - цветник ароматный... - бормотала она, закрыв глаза. Живот его, как изваянный из слоновой кости... Голени его - мраморные столпы...'

- Кэти! - яростно крикнул он.

- 'Уста его - сладость...'

Выстрел.

- '...вот кто мой возлюбленный!..'

Второй выстрел.

Она упала. Ее бесчувственный рот был приоткрыт, и какой-то механизм, уже безнадежно изуродованный, все еще действовал, заставляя ее повторять: 'Возлюбленный, возлюбленный...'

Джордж Хилл опустился в кресло.

Кто-то приложил холодную влажную ткань к его лбу, и он очнулся.

- Все в порядке, - сказал черноволосый человек.

- Кончено? - прошептал Джордж.

Человек кивнул.

Джордж взглянул на свои ботинки. Он помнил, что они были испачканы. Сейчас они блестели, как зеркало. Все было прибрано, нигде ни пятнышка.

- Мне надо идти, - сказал Хилл.

- Если вы чувствуете себя в силах...

- Вполне. - Он встал. - Уеду куда-нибудь. Начну все сначала. Звонить Кэти, наверное, не стоит, встречаться с ней - тем более.

- Вашей Кэти нет в живых.

- Ах, да, конечно, я же убил ее. Господи. Кровь потекла совсем как настоящая.

- Мы очень гордимся этим нюансом.

Джордж Хилл вошел в лифт и через минуту был уже на улице. Накрапывал дождик. Ему захотелось пройтись по городу, бродить долго-долго... Ревность, жажда мести - все, что тяготило его, было начисто смыто. Как будто в его душе произвели такую же уборку, как в комнате, где только что совершилось убийство. Если бы настоящая Кэти появилась сейчас перед ним, он лишь молча преклонил бы перед ней колени. Она была мертва - он сделал то, что хотел. И осталась жива. В конце концов, назначение этих кукол и состоит в том, чтобы предупреждать реальные преступления. Захотелось убить кого-нибудь, вот и отыграйся на манекене. Дождь стекал с полей его шляпы. Джордж Хилл остановился у края тротуара и смотрел на проносящиеся мимо машины.

- Мистер Хилл? - сказал голос рядом с ним.

Он обернулся.