- Это ты звонил, Чарли?

- Да, я, - ответил он.

- Мне показалось, что это ты, а потом ты почему-то положил трубку. Ты что-то хотел сказать, дорогой?

Кэрол снова вела себя благоразумно.

- Нет, я просто так.

- Эти два дня были просто ужасны, Чарли! Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю. Джим должен ходить на площадку и должен получить свою порцию пинков и побоев.

- Да, да, свою порцию.

Он снова увидел кровь, хищные лисьи морды и растерзанного зайчонка.

- Он должен уметь постоять за себя, - продолжала Кэрол, - и, если нужно, дать сдачи.

- Да, дать сдачи, - машинально повторял мистер Андерхилл.

- Я так и знала, что ты одумаешься.

- Да, одумаюсь, - повторял он. - Да, да, ты права. Иного выхода нет. Он должен быть принесен в жертву.

- Чарли, какие странные слова ты говоришь!

Мистер Андерхилл откашлялся.

- Итак, решено.

- Да.

'Интересно, как все это произойдет', - подумал он.

- Ну а в остальном дома все в порядке? - спросил он.

Он думал о квадратах и треугольниках, которые чертил в пыли мальчик, чье лицо было смутно знакомо.

- Да, - ответила сестра.

- Я только что подумал, Кэрол, - вдруг сказал он.

- О чем, милый?

- Я приеду сегодня в три, - он произносил слова медленно, словно человек, который с трудом перевел дыхание после сокрушительного удара под ложечку. - Мы пройдемся немного, ты, я и Джим. - Он закрыл глаза.

- Отлично, милый!

- Пройдемся до детской площадки, - добавил он и положил трубку.

* * *

Была уже настоящая осень, с резким ветром и холодами. За ночь деревья расцветились осенними красками и начали терять листву. Сухие листья кружились над головой мистера Андерхилла, когда он поднялся на крыльцо дома, где укрылись от ветра поджидавшие его Кэрол и маленький Джим.

- Здравствуй. - Брат и сестра, поприветствовав друг друга, обменялись поцелуями.

- Вот и папа, Джим.

- Здравствуй, Джимми.

Они улыбались, хотя у мистера Андерхилла душа холодела от страха при мысли о том, что его ждет.

Было почти четыре часа. Он взглянул на серое небо, грозившее дождем, похожее на застывшую лаву или пепел; влажный ветер дул в лицо. Когда они пошли, мистер Андерхилл крепко прижал к себе локоть сестры.

- Ты такой внимательный сегодня, Чарли, - улыбнулась она.

- Да, да, - рассеянно ответил он, думая о своем.

Вот и ворота детской площадки.

- Здравствуй, Чарли!

Высоко на верхушке гигантской горки стоял маленький Маршалл и махал им рукой, однако лицо его было серьезно.

- Подожди меня здесь, Кэрол, - сказал мистер Андерхилл. - Я скоро вернусь. Я только отведу туда Джимми.

- Хорошо, я подожду.

Он сжал ручонку сына.

- Идем, Джим. Держись крепко за папу.

По бетонным ступеням они спустились на площадку и остановились. Вот они, эти гигантские квадраты, 'классики', чудовищные 'крестики и нолики', какие-то цифры, треугольники и овалы, которые дети рисовали в этой неправдоподобной пыли.

Налетел ветер, и мистер Андерхилл поежился от холода; он еще крепче сжал ладошку сына и, обернувшись, посмотрел на сестру. 'Прощай', сказал он, ибо более не сомневался ни в чем. Он был на детской площадке, он знал, что она существует и что сейчас произойдет то, что должно произойти. Ради Джима он готов теперь на все, на все в этом ужасном мире. А сестра лишь засмеялась в ответ: 'Что ты, Чарли, глупый!'

А потом они с Джимом побежали по пыльной площадке, по дну каменного моря, которое гнало, толкало, бросало их вперед. Вот он услышал, как закричал Джим: 'Папа! Папа!', а дети окружили их, и мальчик на спусковой горке что-то кричал, а гигантские 'классики', 'крестики и нолики' кружились перед глазами. Страх сковал тело мистера Андерхилла, но он уже знал, что нужно делать, что должно быть сделано и чего следует ожидать.

В дальнем конце площадки в воздухе мелькнул футбольный мяч, со свистом проносились бейсбольные мячи, хлопали биты, мелькали кулаки. Дверь конторы управляющего была широко открыта, стол пуст, на стуле никого, а под потолком горела одинокая лампочка.

Андерхилл споткнулся, зажмурил глаза и, издав вопль, упал на землю. Тело сжалось от острой боли, странные слова слетали с губ, все кружилось перед глазами.

- Ну вот и ты, Джим, - произнес чей-то голос. А мистер Андерхилл, зажмурив глаза, визжа и вопя, уже взбирался по высокой металлической лестнице; в горле першило от крика.

Открыв глаза, он увидел, что сидит на самой верхушке отливающей свинцовой синевой горки не менее десяти тысяч футов высотой, а сзади на него напирают другие дети. Они толкают и бьют его, требуют, чтобы он спускался вниз, спускался вниз!

Он посмотрел вниз и далеко в конце площадки увидел человека в черном пальто. Он шел к воротам, а там стояла женщина и махала ему рукой. Потом мужчина и женщина стояли рядом и смотрели на него. Они махали и кричали:

- Не скучай, Джим, не скучай!

Он закричал и, все поняв, в ужасе посмотрел на свои маленькие худые руки и на далекую землю внизу. Он уже чувствовал, как из носа сочится кровь, а мальчишка Маршалл вдруг очутился рядом.

- Привет! - выкрикнул он и изо всех сил ткнул его кулаком в лицо. - Всего каких-нибудь двенадцать лет, пустяки! - Рев площадки заглушил его голос.

'Двенадцать лет! - подумал мистер Андерхилл, чувствуя, как западня захлопнулась. - У детей свое чувство времени. Для них год все равно что десять. Значит, не двенадцать лет детства, а целое столетие, столетие этого кошмара!'

- Эй ты, спускайся вниз! Сзади его обдавали запахами горчичных припарок и скипидарной мази, земляных орехов и жевательной резинки, запахами чернил, бечевы для бумажного змея, борного мыла, тыквенных масок, оставшихся от праздника 'всех святых', и масок из папье-маше, запахами подсыхающих ссадин и болячек: его били, щипали и толкали вниз. Кулаки поднимались и опускались, он видел злые лисьи морды, а внизу у ограды мужчина и женщина махали ему рукой. Он закричал, он закрыл лицо руками, он почувствовал, как сочится из носа кровь, а его подталкивают все ближе и ближе к краю пропасти, за которой была пустота, ничто.

Нагнувшись вперед, вопя от страха и боли, он ринулся вниз, а за ним остальные - десятки тысяч чудовищ! За секунду до того, как он шлепнулся на землю, врезался в самую гущу барахтающихся тел, в голове пронеслась и тут же исчезла мысль: 'Да ведь это же ад, сущий ад!'

И разве кто-либо из мальчишек, оказавшихся в этой чудовищной свалке у подножия горки, стал бы