Что говорит и хвастает чем Алан,

Он разъярился, как стоялый бык,

И поднял вой отчаянный и крик:

«А, чтоб тебе ни выдоха, ни вздоха.

Ах, чертов сын, развратник и пройдоха.

И что за наглость этакая в хаме!

Заплатишь ты своими потрохами.

Да знаешь ли, чернильная ты муть,

На чью ты кровь решился посягнуть?»

И, чтобы отомстить скорей злодею.

Он Алану вцепился прямо в шею

И кулаком ему расквасил нос,

А тот ему в ответ скулу разнес,

И сок кровавый из него закапал.

И покатилися с кровати на пол,

Барахтаясь, как две свиньи в мешке,

Дубася и в живот и по башке.

Поднялся мельник, Алан снова ухнул,

И на жену с размаха мельник рухнул.

А та, усталая, чуть задремала

В объятьях Джона и не понимала,

Под тяжестью двойной погребена,

Что с ней случилось. Взвизгнула она:

«Ой, шишка у меня на лбу раздулась,

Спаси меня Христос. In manus tuas [103].

Проснись же, Симон. Навалился враг!

Один на голове, другой в ногах.

Скорее, Симкин, прогони же беса.

А, вот ты кто, негодный? Ах, повеса!»

Тут Джон вскочил и шарить стал дубину,

Она за ним, поняв наполовину,

Где враг, где друг: рванула впопыхах

И оказалась с палкою в руках.

Луна едва в окошечко светила,

И белое пятно ей видно было.

И вверх и вниз то прыгало пятно,

У ней в глазах маячило оно.

Его приняв за Аланов колпак,

Она ударила наотмашь. «Крак!» -

По комнате раздалось. Мельник сел

И от удара вовсе осовел.

Пришлась ему по лысине дубина.

И в обморок упала половина

Его дражайшая, поняв свой грех.

Студентов разобрал тут дикий смех.

В постель они обоих уложили,

Мешок с мукой и хлеб свой прихватили

И тотчас же отправилися в путь,

Чтоб поскорей удачей прихвастнуть.