Как Лемех возлюбил двоих впервые,

О чем преданья говорят седые,

Никто с тех пор, как создан этот свет,

Искуснее не мог бы страстный бред

Изобразить, обман в душе тая.

Никто не мог бы, повторяю я,

В притворстве с ним сравниться отдаленно.

Ко мне свой взор направив восхищенный,

Меня благодарил с такою страстью,

Что в этот миг быть мной почла б за счастье

Любая и умнейшая из жен.

Представился таким покорным он,

И я с такой неколебимой верой

Внимала лживым клятвам лицемера,

Что умерла б охотно, – лишь бы он

Душой спокоен был и огражден

От неприятности, пусть самой малой.

И очень скоро я послушным стала

Орудием в его руках, – один

Мне стал он безграничный властелин.

Хочу сказать, что я своею волей

Располагать уже не смела боле,

Поскольку то совместно с честью было.

Так никого я в жизни не любила,

И полюбить мне не придется, нет!

Со мной он прожил около двух лет,

Не вызывая у меня упрека,

Но вот в конце указанного срока

Собрался он лететь куда-то вдаль.

О том, какая горькая печаль

Мной овладела, говорить не стану, -

Сердечную ведь не опишешь рану.

Скажу одно: тогда я поняла,

Что значит смерть – так несказанно зла

И нетерпима мнилась мне разлука.

Прощаясь с ним, я думала, что мука

Его терзает также, – так уныл

И взор, слезою замутненный, был,

И звук любого сказанного слова.

Я ничего не чуяла дурного.

Себе я говорила, что домой

Вернется скоро ненаглядный мой,

Чтобы зажить опять со мною вместе,

И что отлет его есть дело чести.

Так, сделав добродетель из нужды,

Я не роптала против злой беды.

Скрыть от него тоску стараясь, я

Ему сказала: «Видишь, я твоя,

Тому свидетель Иоанн святой.

Будь верен мне и ты, желанный мой!»