– Ты видела его раньше? – Коул забеспокоился, настороженно глядя на нее.

– В общем… да… В нем было мыло.

– Должно быть, ты выбросила мешочек, а кто-то подобрал и воспользовался им.

Аманда мгновение колебалась.

– Да, наверное, так и было.

– Линдер прав, – сказал Коул и повернулся к прихожанам. – Кто-то решил нам помочь. Кто-то, у кого много денег. Может быть, у этого человека тяжкий грех на душе и он чувствует себя виноватым. Наверное, мы никогда не узнаем этого. Но деньги теперь у нас. Наши деньги для нашей церкви.

Линдер широко улыбнулся.

– Вы правы, преподобный Стори. Мы используем их по назначению.

– Но куда же их положить до завтра, пока откроется банк? – спросил Хорэс и подумал, что было бы лучше, если бы его отец не знал об этих деньгах ничего.

– Я могу поговорить с миссис Пул, – предложила Аманда. – Думаю, у нее в гостинице есть сейф.

Коул утвердительно кивнул.

– Неплохая мысль. Линдер, ты и другие прихожане составьте список всего, что нам требуется. Думаю, завтра нужно съездить в Туксон.

Аманда услышала стук молотков за два квартала. Она снова почувствовала угрызения совести от того, что работа в аптеке не давала ей присоединиться к прихожанам Святого Ансельма, занятым строительством церкви. Несмотря на субботний день, Аманда была одета буднично. Она закрыла магазин около полудня, взяла корзинку с провизией, приготовленную миссис Пул, решив все-таки хоть чем-нибудь помочь людям.

Можно было только удивляться тому, как быстро росла церковь, благодаря добровольной помощи прихожан. Она повернула на углу улиц Третьей и Фремонта, издали заметив людей, завершавших колокольню башни. Теперь здание действительно походило на церковь. Аманда подошла ближе, наблюдая, как пастор настилает кровлю. Он помахал ей сверху.

– Я принесла завтрак! – крикнула Аманда. – Вы там скоро?

– Как только закончим эту часть.

На столе под платаном стояли корзинки с едой. Стол готовили к завтраку. Несколько женщин помогали красить стены церкви снаружи. Аманда решила присоединиться к ним после того, как люди передохнут.

Аманда увидела Либби Уолтон и хотела подойти к ней, как вдруг услышала, что ее кто-то окликает. Она обернулась и сразу же узнала Нору в том же поношенном платье и толстой шерстяной шали на плечах, несмотря на жару. Она кивнула Аманде.

Аманда спиной ощущала неодобрение прихожанок, когда подходила к Норе. Она тут же выбросила все из головы, заметив, насколько ослабела эта бедная молодая женщина. Аманда уже знала, что Нора умирает от туберкулеза. Болезнь прогрессировала, и несчастная женщина стала похожа на тень. Бледная кожа, цветом напоминавшая пергамент, обтягивала худое, измученное лицо, на котором блестели отчаянием темные большие глаза. Сердце Аманды сжалось при взгляде на нее. Пора хотела что-то сказать, но захлебнулась кашлем. На носовом платке, который она поднесла ко рту, появились пятна крови.

– Ты очень больна, Нора, – сказала Аманда, обняв одной рукой ее худенькие плечи.

– Да, мисс. Никогда не чувствовала себя так плохо. Может, вы дадите мне какое-нибудь лекарство?

Аманда покачала головой. Она не в силах была помочь женщине.

– Ваш магазин был закрыт, – тихо произнесла Нора. – Но один мужчина подсказал мне, что вы пошли сюда.

– Хорошо, что ты все-таки нашла меня. Пожалуй, я дам тебе лекарство от кашля, но обязательно сходи к доктору.

– Нет. Я не хочу идти ни к каким врачам.

– Нора, доктор Гудфеллоу поможет тебе больше, чем я. Ему все равно, какая у тебя… профессия.

Нора неистово затрясла головой:

– Нет! Не хочу. Это холодные ночи сделали меня больной, больше ничего.

– Холодные ночи? – спросила подозрительно Аманда. – Ты все еще живешь в той каморке?

Нора отвернулась.

– Я еще могла работать, когда требовалось, если выпью. Но когда и это перестало помогать, Большая Джерта вышвырнула меня вон.

– Так где же ты спишь?

– В подъездах, – Нора пожала плечами» – Если они не заперты. Но ночи очень холодные.

– О Боже, – воскликнула Аманда. – Это – преступление. Когда ты по-настоящему ела?

– Не знаю. Дня два назад.

– Пошли со мной, – Аманда схватила девушку за руку. – У меня есть корзина с едой. Ты сейчас же поешь.

Нора слабо сопротивлялась.