него запах бренди, который, наверное, был для него так же привычен, как аромат хорошего мыла для другого мужчины.

Низким угрожающим шепотом он бормотал мне в самое ухо: «А когда собаки воют в ночи и туман превращает их вой в жуткую какофонию адских звуков, напоминающих стоны мучеников, в нечто, чего Вам никогда не приходилось слышать и что можно объяснить только созданием дьявола, что Вы скажете тогда? Что Вы скажете, когда услышите, как туман заползает в дверные щели и приобретает очертания человеческого лица на оконном стекле, мисс Лейн?»

— Я задерну портьеры и подложу угля в камин, — ответила я спокойно, хотя сердце бешено колотилось, грозя вырваться из груди.

Он приблизил лицо так близко к моему, что я почти ощутила прикосновение его небритого подбородка, и зловеще проговорил:

— Ну что ж, когда-нибудь я припомню Вам эти слова.

— Вам не придется этого делать.

— Посмотрим.

Резко захохотав, он разжал пальцы и задернул шторы. Он остался стоять спиной ко мне, словно не переставая думать о картине за окном, которая, казалось, завораживала его и имела над ним странную власть. Я уже начала думать, что он забыл о моем существовании, когда он так же внезапно очнулся и сказал:

— Никогда и ни при каких обстоятельствах не выходите из дома, когда стемнеет. Я спускаю собак, они разорвут любого в клочья, кто появится возле дома в неурочный час.

Я невольно повернулась к камину, где находились эти страшные животные.

— Конечно, не выйду, обещаю Вам.

— А также не разрешаю приближаться к развалинам. Стены могут обвалиться от малейшего шороха.

— Обещаю, что не сделаю подобной глупости.

— И знайте, что время от времени я буду приглашать Вас обедать за моим столом. Мне не всегда нравится одиночество.

— Если настаиваете…

Это последнее требование удивило меня, и ответ прозвучал без особого энтузиазма. Я не могла заставить себя сделать вид, что благодарна за оказанную мне честь, так как не испытывала никакой благодарности, к тому же я не была уверена, что его общество доставит мне удовольствие. Он совсем не походил на того молодого человека, оставшегося в моих воспоминаниях.

— Ну что еще? — он вопросительно уставился на меня, словно удивлялся, почему я до сих пор не ушла. — Идите и скажите миссис Пендавс, чтобы для Вас приготовили комнату.

— Еще… еще я хотела сказать, что оставила свои вещи на дороге, в траве, недалеко от перекрестка.

Он нахмурился.

— Она даст Вам все, что нужно на первую ночь. Уже темно, в это время я не могу послать за ними. Не беспокойтесь, они будут целы.

Это нежелание послать за вещами меня неприятно удивило тоже, ведь если замок охранялся собаками, можно было с фонарем безбоязненно дойти до дороги. Но тут я вспомнила про туман. Видимо, он лучше знал местность и боялся, что слуга может сбиться с дороги и попасть в болото. Мне не хотелось бы, чтобы из-за моего багажа произошел несчастный случай.

Еще меньше желала я снова вызвать его неудовольствие своей настойчивостью. На первый день с меня вполне хватало неприятных ощущений.

Я отправилась на поиски экономки в странном смятении чувств, вызванном поведением лорда Вульфберна и его согласием оставить меня в доме, на что я десятью минутами раньше не смела надеяться. Душа моя никак не могла смириться с тем, что сделала жизнь из некогда галантного и любезного молодого джентльмена. Что могло вызвать столь резкую перемену?

Миссис Пендавс сидела в холле на плетеном стуле, сложив руки на коленях. Увидев меня, она поднялась, протянула мне ладони и вопросительно посмотрела в мои глаза. Затем, словно испугавшись неуместности этого жеста, опустила руки и выпрямилась.

— Вам нужна комната на ночь, — сказала она резко, как я поняла, только для того, чтобы скрыть минутный порыв. — Ее уже готовят.

— Я пробуду здесь значительно дольше одной ночи. Лорд Вульфберн согласился принять меня на место гувернантки.

Ее лицо просветлело, но, выдав себя однажды, она не хотела сделать то же самое и второй раз.

— Ваш багаж скоро прибудет? — спросила она, словно это было единственное обстоятельство, заслуживающее продолжения разговора.

Пришлось признаться, что багаж оставлен у дороги. Она взглянула в окно и кивнула.

— Лорд Вульфберн не любит, когда его люди выходят поздно вечером. Мы окружены болотами, нет необходимости рисковать. Ваши вещи будут целы до утра, я дам все, что нужно.

Ее спокойный тон убедил меня, что я видела тайну там, где ее вовсе не было. Но я все еще сомневалась, что мне не придется в дальнейшем столкнуться с другими странностями, которые могли вызвать недоумение и даже страх.

Миссис Пендавс повела меня за собой вверх по лестнице на просторную галерею, выходившую в холл. У стены стояли два удобных дивана, обитые гобеленом, с ножками из орехового дерева и высокими резными спинками. Над ними находились окна, расположенные вдоль всей стены. Они начинались на высоте в половину человеческого роста и поднимались к самому потолку.

Одна из служанок, в неярком платье, белом переднике и чепце с оборками задергивала на ночь портьеры. Она присела в реверансе и продолжила заниматься своим делом.

— Это мисс Лейн, — представила меня миссис Пендавс. — Она воспитанница лорда Вульфберна.

Я вздрогнула, услышав столь лестное представление о моем положении в семье Вульфбернов, почувствовала себя неловко, подумав, как все разочаруются, когда правда выйдет наружу. Но женщины не обратили внимание на мое замешательство.

— Мисс Лейн приехала, чтобы быть гувернанткой у мисс… у леди Клариссы, — миссис Пендавс повернулась ко мне: — Если Вам будет что-нибудь нужно, позвоните и вызовите Мэри.

Она оглядела галерею и добавила: «Что-то Вы запоздали сегодня, милочка».

— Пришлось привести в порядок комнату для молодой леди, — сказала Мэри. — Я еще не закончила, когда начало темнеть.

— Нужно было сказать, Вам бы помогли.

— Да, мэм, этого больше не повторится.

— Уж постарайтесь, пожалуйста.

Мы пересекли галерею, затем прошли в конец длинного коридора, который тянулся через все западное крыло. Тафтовая юбка миссис Пендавс издавала приятное шуршание, а звук шагов заглушался длинным мягким ковром, покрывавшим дубовый пол.

Мы прошли несколько дверей, все они были плотно закрыты, вид у них был крайне недоступный, но экономка посвятила меня в назначение каждой двери. Первая вела в детскую, которая в данный момент пустовала. Следующая — в комнату Клариссы. Если девочка и находилась там, то не выглянула посмотреть, кто идет. Далее шла комната для занятий, но мы прошли мимо , не останавливаясь. В конце коридора миссис Пендавс распахнула дверь и ввела меня в мои апартаменты.

Войдя внутрь, я едва сдержала возглас изумления. Я ожидала, что это будут скромно меблированные комнаты, рассчитанные на то, чтобы предоставлять только самые необходимые удобства часто сменявшимся гувернанткам. Но, по-видимому, не очень давно, несколько лет назад, кто-то их переделал.

Кровать представляла собой грандиозное сооружение с массивным резным изголовьем, инкрустированным замысловатым позолоченным узором. Розовый парчовый балдахин, отделанный широкой оборкой, поднимался до самого потолка. Прикроватный занавес из того же материала был