— Пожалуйста, будем очень рады. У Хэтти всегда найдется к чаю что-нибудь сладкое. Мы обе приглашаем вас. Я хочу получше узнать своих соседей, так как собираюсь провести здесь, в горах, всю оставшуюся жизнь.

— Да, на свете нет чудеснее места, чем Камберлендский перевал, — согласилась матушка Хиггинс и, ухватившись за ветки кустарника, поднялась с колен. — Правда, здешний народ несколько настороженно относится к приезжим и не сразу принимает новичков. Но я замолвлю за вас словечко, расскажу всем, какая ты хорошая и приветливая и как может быть полезна для нас Хэтти. Думаю, последнее особенно быстро задобрит всех.

— Спасибо, вы так добры. Пока я знакома только с Личем.

— А с братьями Мэттом и Нэтом?

— Ах, да, — вспыхнула от смущения Кэтлен. — С ними тоже.

Старушка лукаво улыбнулась:

— Я слышала, вы с Нэтом влюблены друг в друга.

— Я бы этого не сказала, — еще больше залилась румянцем Кэтлен. — Хотя он очень любезен и мил.

— А Мэтт? Он тоже любезен с тобой?

— Его очень трудно понять. Мэтт слишком неразговорчив. И потом мы виделись с ним всего пару раз.

— Кажется, он провел с тобой немало времени, помогая сажать табак? — не унималась матушка Хиггинс.

— Да, — ответила Кэтлен, опуская глаза. — Я очень ценю его помощь.

— Думаю, ты поблагодарила Мэтта как следует?

Кэтлен залилась краской стыда и смущения. Неужели Лич растрезвонил на перевале о ее неблагодарности? О том, как она ушла с поля, даже словом не обмолвившись с Мэттом, после того как он в присутствии всех вычитал Нэта словно маленького ребенка? Только сейчас Кэтлен осознала всю неблаговидность своего поступка. Ведь если бы не Мэтт, им так бы и не удалось в тот день посадить табак. Оставалось лишь надеяться, что в ближайшем будущем ей представится случай исправить свою оплошность и все-таки поблагодарить Мэтта.

Так и не дожидавшись ответа на вопрос, матушка Хиггинс заметила:

— По опыту мне известно: большинство слишком разговорчивых мужчин на деле не более чем хвастуны и пустословы.

Кэтлен поняла, что старушка имеет в виду Нэта, действительно любившего немного прихвастнуть. Впрочем, Кэтлен прощала ему эту слабость, объясняя это тем, что Нэту просто хочется произвести на нее впечатление.

— Кажется, становится жарко. Пора домой, — сказала матушка Хиггинс. — Оставляю корзину с травами тебе, а свою долю я донесу в фартуке. Зови своего пса и возвращайся.

Кэтлен шла по тропинке, мурлыча под нос незатейливый мотивчик, который когда-то часто напевала ее мать, и думала о том, что матушка Хиггинс могла бы стать хорошим другом их семьи, если, конечно, Хэтти позволит этому случиться. Уж слишком открыты в суждениях обе женщины. Кэтлен сомневалась, что они подружатся. Хотя не исключено, что другая их общая черта — стремление помогать слабым и беспомощным — все-таки поможет найти общий язык.

Кэтлен свернула на пыльную дорожку, пролегавшую между чащей леса и табачными полями, как вдруг откуда ни возьмись прямо перед ней возник Нэт. Позади хозяина понуро плелся его жеребец. На боках животного блестел пот — наглядное свидетельство того, что его только что нещадно гнали.

— Господи, Нэт! У меня чуть сердце не выскочило из груди! — Кэтлен поднесла руку к горлу, хватая ртом воздух.

— Прости, я не хотел тебя напугать, — произнес Нэт.

Он взял Кэтлен за руку, и они вдвоем зашагали по тропинке.

— Я не испугалась, просто сильно удивилась. Ты появился так неожиданно, — улыбнулась Кэтлен, глядя снизу вверх на своего кавалера.

— Мне хотелось бы заехать к тебе сегодня вечером. Надеюсь, ты не против?

— Конечно, нет. Я буду рада.

Они уже почти подошли к дому, когда Нэт остановился и попытался поцеловать Кэтлен. Она испуганно отпрянула, зная, что Хэтти наблюдает за ними из-за зашторенного окна кухни.

— Увидимся вечером, — недовольно проговорил Нэт: Кэтлен снова отказала ему в поцелуе.

Затем он вскочил в седло и, с размаху хлестнув плетью жеребца, пустил его галопом.

Кэтлен задумчиво посмотрела вслед удаляющемуся всаднику, решив в следующий раз непременно поговорить с Нэтом о его грубом обращении с животными.

Солнце уже почти опустилось за горизонт, когда Мэтт наконец достиг узкой полоски болотистой местности, называемой долиной. Он уже находился на полпути к цели — небольшому поселению, именуемому Городком, — и остановил своего скакуна Сатану, чтобы пару минут передохнуть.

«Нэт, наверное, тоже сейчас любуется вечерней зарей с крыльца дома Кэтлен, — подумал Мэтт, зная, что братец каждый вечер наведывался туда всю эту неделю. — Его подбитый глаз, без сомнения, вызвал сочувствие Кэтлен». Да, Нэт отлично умеет использовать любую ситуацию с выгодой для себя. Обольстит Кэтлен сладкими речами, обхождением, манерами. В этом Нэт очень искусен, ему не составит труда покорить девичье сердце.

Брат ни за что не скажет Кэтлен всей правды. Он не признается, что Мэтт однажды поймал его у реки, когда тот пытался изнасиловать индианку. Не поведает, как несколько лет назад сделал матерями- одиночками двух женщин на перевале и как первая утопилась в реке, когда Нэт отказался жениться на ней, а вторую вышвырнули из дома, когда он наговорил, будто девушка спала одновременно с несколькими мужчинами и, следовательно, ребенок еще неизвестно чей. Нэт тогда и его пытался убедить в этом, за что получил фингал под глаз, ибо Мэтт знал: Джуди была только с братом и ни с кем другим.

При мысли об этом Мэтт сжал кулаки. Тогда Джуди Перкинз уехала в Нэшвилл. После того как родные отвернулись от нее, Мэтт помог девушке деньгами, но она не смогла жить со своим позором на перевале и, родив ребенка, покинула родной край. Перед отъездом Джуди попросила Мэтта найти приют ее маленькому сыну.

«Я не смогу позаботиться о нем, не зная, что ждет меня в чужом городе, — сказала на прощание Джуди, поглаживая лишенную волос головку младенца. — Помоги, Мэтт, ты же можешь. Возьми мое дитя».

Мэтт не смог отказать, видя отчаяние и растерянность молодой матери. Он отвез малютку к Руби, содержательнице дома терпимости, находившегося в десяти милях от перевала, и попросил ее вырастить мальчика. Сердце Руби было таким же большим и добрым, как и она сама, и Мэтт не сомневался, что отдает мальчонку в хорошие руки.

С тех пор прошло уже три года. Мэтт навещал маленького Самюэля так часто, как только мог. Именно к нему он и направлялся сейчас.

Июньский вечер был так душен, что Сатана буквально застыл на месте, лишь иногда подергивая шкурой, чтобы отогнать мух. «Неужели хлынет дождь?» — подумал Мэтт, глядя, как в небе собираются тяжелые тучи. Не желая попасть в грозу, он торопливо пришпорил коня.

Уже примерно через час разгулялся ветер, протяжно завывая среди ветвей деревьев, а вдалеке послышались громовые раскаты. Да, определенно стоило ждать дождя.

Впереди замаячили огни Городка, когда небо прорезала вспышка молнии и прямо над головой Мэтта прогрохотал гром. К тому времени, когда он въехал во двор платной конюшни, хлынул проливной дождь. Поставив жеребца в стойло, Мэтт под потоками воды кинулся к крыльцу дома терпимости.

Войдя в душную, прокуренную комнату и стараясь не обращать внимания на тяжелый запах затхлого пива и немытых тел, он начал пробираться к двери, ведущей на половину проституток. Собравшиеся почтительно расступались, приветствуя его: только тот, кто не знал «Большого Мэтта», осмелился бы встать у него на пути.