мерин. Опустив голову, он щиплет буйволиную траву. Животное очень истощено. По-видимому, на нем долго ехали. На груди у коня белые пятна соли. Гнедой оседлан, поводья болтаются сбоку. А где же всадник? Он снова огляделся. Никого. Очевидно, человек, который стрелял в него, забрал чалого, а гнедого бросил. Ник нахмурился. Он, должно быть, очень спешил, и даже не успел расседлать коня. Наверное, думал, что с Ником покончено, а заодно бросил подыхать и лошадь. Ник свистнул и стал подзывать коня на языке Чиянна. Тот поднял голову. Копыта проваливались в мягкий песок. Он подошел к Нику, слегка подтолкнул его мордой в плечо, фыркнул. Но тут же шарахнулся в сторону, испугавшись запаха крови.
Сжав от боли зубы, Ник потянулся, пытаясь уцепить поводья. Он стал напевать вполголоса. Одной рукой он сумел дотянуться, ухватить повод, другая уцепилась за стремя. Он должен поймать коня. У него не будет другой возможности. Если ему не удастся сейчас сесть на него, он не сможет удержать его около себя. Тогда ему останется одно – умирать, и быть растерзанным канюками. Он содрогнулся от омерзения. Вздохнув, подтянулся, держась за стремя, поднялся на ноги. Сильно кружилась голова. Он потерял слишком много крови. Ник приподнял ногу. Она была тяжелой и непослушной. Но он все-таки дотянулся носком и вдел ногу в стремя. Мысленно молясь, чтобы лошадь не двигалась с места, глубоко вздохнул и вскарабкался к ней на спину. Обняв лошадь за шею, закрыл глаза, боясь, что от напряжения снова потеряет сознание. Когда дурнота чуть отступила, открыл глаза и оглядел землю вокруг. Долго вспоминал, спрашивая себя, что же он ищет. Наконец, вспомнил: карабин. Снова накатила волна слабости. Ник сжал рот, чтобы его не вырвало. Даже если он увидит свое оружие, то не сможет его поднять. С лошади ему не слезть. Да он и не собирается рисковать. Если хватит сил сползти, то взобраться в седло снова он уже ни за что не сможет. Ему было трудно думать. Видимо, ранение у него тяжелое. Но ему нужно добраться до лагеря. О Господи! Саманта! Она осталась одна. Он посмотрел на небо. Скоро уже стемнеет. Она беспокоится о нем. Ждет его. В него стреляли в полдень. Ника затрясло от дурных предчувствий. Тот человек знал, где она. И также ему хорошо было известно, что она одна. Ник закрыл глаза и стал молиться, чтобы с ней ничего не случилось. Но инстинкт подсказывал, что этот человек, видимо, стрелял в него из-за Саманты. Кто в него все-таки стрелял? Нельзя сказать, что у него не было врагов. Он не мог сосчитать всех, кто ненавидит его. Но зачем им выискивать его сейчас, когда… Он застонал и выругался, вспомнив вечер у Молли.
Может быть, кто-то из них захотел увезти Саманту?
Он сжимал и разжимал кулаки. Так ему хотелось ехать побыстрее. Он вздохнул. Гнедой еле шагал.
Ему еще повезло, что он вообще продержался так долго. Конь спотыкался время от времени. Ник ласково трепал его по шее, тихо ободряя. Он молился, чтобы у коня хватило сил хотя бы до лагеря. Пешком он ни за что не дойдет.
Ник преодолел последний холм. Подъехал к лагерю. Солнце давно скрылось за холмами. Круглая, полная луна освещала все вокруг, черные тени стлались от деревьев и валунов на поляну. Костер не горел. Нигде ни звука, ни шороха, никаких признаков жизни. Может быть, она прячется среди камней? Кто-нибудь напугал ее и она укрылась где-нибудь, как он ее учил?
– Саманта! – позвал он. Стал внимательно оглядывать лагерь. По спине потекла струйка холодного пота. Его затрясло. Где она? Костер погас. Поляна была пуста. Она ушла. Даже угли давно остыли и покрылись слоем серого пепла.
– Нет! – закричал он. Гнедой, широко расставив ноги, покачнулся под ним, вздрогнул.
Ник соскользнул на землю, зная, что силы коня на исходе. Держался рукой за гриву, чтобы устоять на ногах. Попытался расседлать коня. Когда седло грохнулось на землю, долго возился с уздечкой. Потом и она, звякнув, упала на землю, соскользнув с головы мерина. Конь ткнулся мордой ему в плечо и, спотыкаясь, пошел в темноту.
– Иди теперь, мальчик, – тихо сказал Ник. Он сделал для коня все, что было в его силах. Но сомневался в том, что тот доживет до рассвета.
Ник стал искать седло и уздечку ее лошади. Но не нашел. Голова раскалывалась от дурных предчувствий. Может быть, она уехала искать его, когда в него стреляли? В горле пересохло. Нет. Не это. Он пролежал там несколько часов. Она обязательно нашла бы его. А если она отправилась искать его недавно, они бы встретились по дороге. Он закрыл глаза и стал молиться. Лучше, если она уехала разыскивать его и заблудилась. Но только бы не попала в руки убийцы, его убийцы. А если этот человек увез ее? Нет. Нет. Если она заблудилась, Ник найдет ее, чего бы это ему ни стоило. Он знает горы вдоль и поперек. Он – Чиянна. И это его земля.
– Котенок мой, нежный, мягкий, ласковый, – пробормотал он, отгоняя от себя мысль, что Саманта осталась сейчас на милость этого ужасного человека. Одна, в темноте. Поляна, освещенная лунным светом, поплыла перед ним. Господи, помоги ей! Он справился с новым приступом слабости. Глубоко вздохнул. Ему непременно нужно найти ее. Он снова оглядел лагерь, пытаясь обнаружить следы борьбы. Кастрюли и чашки аккуратно сложены на камне возле кострища. Он подошел к постели. На краю лежала кучка его одежды. Оружие, одеяла, сверток с ее вещами исчезли.
«Котенок, где ты?»
Он из последних сил держался на ногах. Снова стал звать ее.
– Саманта! – голос уныло затих в горах, он вдруг заплакал. – Господи, помоги мне! – он зашатался, ноги подогнулись. Ник рухнул на землю в беспамятстве.
С черного неба холодно и бесстрастно смотрели звезды. В зарослях шалфея сонно стрекотали кузнечики. Басовито квакали в ручье лягушки. Холодная и чистая вода стекала с гор и весело лепетала что-то свое…
Стало темно, словно кто-то задернул черный занавес. Подул резкий и холодный ветер. Над вершинами деревьев и холмов висела полная луна, освещая все вокруг призрачным светом. Где-то ухала сова. В воздухе пахло шалфеем и сосновой смолой. Мэтью долго и упорно гнал лошадь через каньоны, мимо холмов по извилистым горным тропам. Саманта сникла от усталости и сползла с седла набок. Мэтью остановил коня. Она встряхнулась, подняла голову. Впереди неясно вырисовывались темные стены неглубокого каньона. Свистел холодный ветер, его холодные щупальца проникали сквозь тонкую рубашку. Она поежилась, удивляясь, почему он выбрал для ночевки такое место. Ветренно, вокруг горы. Это место совсем не подходило для стоянки. Ей стало страшно. Здесь ей предстоит провести с ним ночь. Мэтью вдруг громко свистнул. Она вздрогнула от неожиданности и страха. Ему ответили. Мэтью снова направил коня вперед.
Саманта поняла, что они приехали. Решила, что, во всяком случае, кажется, они здесь будут не одни. Но это мысль очень мало успокаивала. Где-то впереди, в окошечке, брезжил слабый огонек.
Она вздрогнула и напряглась. По спине побежали мурашки. Вот и конец их путешествию.
– Проснись! Прекрати этот шум! – завопил кто-то рядом.
Саманта открыла глаза, с трудом пришла в себя от мучившего ее кошмара. Сквозь щели в дверях ветхой хижины пробивалось яркое солнце. Неожиданно она все вспомнила. Вспомнила за какое-то короткое мгновение. Всхлипнув, она поняла, что действительность намного кошмарнее ее ужасного бреда. Сейчас Ника, наверное, уже нет в живых. Даже если он не умер вчера, то его доконали те пернатые хищники, которые кружились там… Мэтью считает ее теперь своей женой.
Ей было больно. Она лежала, накрытая одеялом до самого подбородка. Руки и ноги были связаны. Обувь исчезла. Прошлой ночью он к ней не приставал. Когда они приехали, он крепко связал полы ее рубашки, закрыв грудь. Он чего-то выжидал. Саманта так и не могла понять, чего же. Ожидание тяготило. Уж лучше бы он пристрелил ее тогда, как лошадь. И она бы уже не мучилась.
У нее задрожали губы. Она прекрасно понимала, что если он задумает изнасиловать ее, у нее не хватит сил его остановить. Она скосила глаза туда, где Мэтью с незнакомцем упоенно играли в карты.
Мэтью ухмыльнулся и выложил на стол четыре карты.
– Четыре туза. Я опять выиграл, – он потянулся, сгреб кучку монет в свою шляпу и отставил в сторону. Незнакомец, грязный коротышка, бросил на стол карты, громко выругался.
– Я больше не играю, – заявил он, со скрипом отодвинул стул, встал из-за стола. – Хватит.
– Где те вещи, которые я просил тебя привезти? – спросил Мэтью. – Ты привез их?
– Я их запихнул в тот угол, где валяются все твои шмотки, – он махнул рукой на кучу узлов.
– Прекрасно, – сказал Мэтью и как-то злорадно рассмеялся. Шрам превратил его улыбку в жуткую гримасу. Коротышка повернулся к Саманте, посмотрел на нее похотливо и спросил:
– А когда я смогу поиметь ее?
