Я замедлила шаг, и в глазах моих стыли слезы. Вместо того, чтобы заступиться… Из-за денег? Из-за этой проклятой скидки?

Мне показалось, что меня предали. На мостовой застыли обращенные в лед помои; я не поднимала головы и потому сперва увидела лишь высокие дорожные сапоги.

Потом будто что-то толкнуло меня в затылок, я подняла красные глаза – прямо передо мной неспешно шел Луар Солль, и обветренное лицо его было бесстрастно, как у человека, совершающего ежедневную надоевшую прогулку.

– Луар!!

Он обернулся – без удивления, будто его то и дело окликают. Брови над отрешенными глазами чуть сдвинулись:

– А… Танталь…

Я готова была поклясться, что он с трудом вспомнил мое имя.

Впрочем, в тот момент мне было не до гордости; я едва удержалась, чтобы не схватить его за рукав:

– Здравствуй…

Он кивнул в ответ. Казалось, он постоянно складывает и делит в уме многозначные числа.

Мы пошли рядом; он явно не собирался примеривать свой широкий шаг к моему, и поэтому мне приходилось почти бежать.

– Луар…

Он чуть повернул голову, и в уголках его рта мне померещилось подобие улыбки. Странно, но горло мое сжалось при одной только мысли, что хорошо бы коснуться его и пойти с ним, и жить в одном доме, и вечно спать в одной постели… Почему – нельзя?

Он отвернулся. Нет, это была не улыбка – просто губы стянуло запекшейся коркой.

– Луар… Ты…

Надо было спросить, был ли он в Каваррене и говорил ли с отцом но слова не шли с языка. Нельзя так напрямик спрашивать… Он же понимает, чего я жду, какого ответа…

Он не понимал. Он жил в своем мире, отделенном от меня прозрачной скорлупой – от меня и от той ночи в повозке, в холщовом домике, на осеннем ветру…

На мгновение я похолодела от суеверного ужаса – а Луар ли это? Не призрак ли погибшего на большой дороге паренька, такой повзрослевший, равнодушный призрак?

– Извини, – сказал он все так же отрешенно. – Я не о том.

Я так удивилась, что на секунду даже отстала:

– Не до… не о чем?

– Потом, Танталь.

Он пошел быстрее; это равнозначно было приказу убираться. Сама не понимая, что делаю, я бежала рядом, будто на привязи; потом остановилась и крикнула ему в спину:

– «Смоляной бык»! Постоялый двор «Смоляной бык»!

Он не обернулся.

Некоторое время я висела между небом и землей, выбирая, удариться ли в плач, отдаться ли в отместку хозяину двора либо предпринять что-то еще; спина Луара маячила впереди, он уходил все дальше и дальше – и, стиснув зубы, я решила отложить истерику на потом.

Он явно не бродил неприкаянно – он шел к какой-то хорошо известной ему цели; его ноги были почти вдвое длиннее моих – но у меня зато было упрямство, какое Луару и не снилось.

Я пошла следом. Куда и девался холод; спина моя взмокла, щеки мои горели, изо рта равномерно вырывался пар – непосвященный, верно, решил бы, что перед ним обращенный в девушку огнедышащий дракон. Не упуская из вида Луарову спину, я одновременно должна была смотреть под ноги чтобы не поскользнуться на корке замерзших нечистот; волоча за собой потеющий задыхающийся хвост, Луар вышел к городским воротам, свернул с широкой дороги и двинулся вдоль стены.

Никогда раньше я не бывала здесь. Тропка тянулась узкая, но уверенная и протоптанная; вскоре впереди показалось некое подобие железной ограды, и я поняла, что попала на кладбище.

Луар остановился, оглядываясь; вспомнив об укрытии, я юркнула за выступ городской стены. Впрочем, Луар все равно бы меня не заметил ему было «не до того».

Из покосившегося домика выполз сторож; еще издали Луар позвенел ему кошельком с монетами, и повадки старичка враз помолодели.

– Я ищу могилу, – сказал Луар.

Я насторожилась.

Старичок поклонился до земли:

– Как же… Затем и приставлены… Кого ищет юноша?

– Отца, – бросил Луар.

Я вжалась в стену щекой. Эгерт… Небо, Эгерт… Что же это, небо, что с ним случилось… За что…

– О-о, – протянул старичок с уважением. – Вы нездешний, стало быть… Звали-то вашего батюшку как?