…Луар поднял глаза. Вместо облаков был высокий сводчатый потолок. На потолке снова лежали тени – его и отца…

Отца. Мир не излечился, мир вывихнулся окончательно – и утвердился в этом противоестественном положении.

Чтобы не свихнуться вслед за ним, Луар снова увидел себя со стороны. И подумал, что хорошо бы умереть. Упасть лицом в ковер…

Но тот же отстраненный холодный рассудок подсказал ему, что он не умрет. От э т о г о не умирают.

– Как ты узнал? – услышал он собственный мертвый голос. Голос со стороны.

Его собеседник молчал. Кстати, подумал отстраненный Луар. Как мне его теперь звать? Просто Эгерт? Господин Эгерт?

– Я похож на него? Да? Я похож?

– Я виноват, – глухо сказал тот, кто был Луаровым отцом. – Но… Я видеть тебя не могу, мальчик мой. Прости, Денек… Я не могу.

С наступлением холодов мы перебрались на постоялый двор – в комнатушки под самой крышей, где скрипел прямо под маленьким окошком флюгер соседнего дома, стонали рассохшиеся половицы и сочно переругивались горничная с кухаркой. Местный конюх в первый же вечер полез Гезине под юбку; Флобастер препроводил его на задний двор, и присутствовавший при разбирательстве Муха сообщил с удовольствием, что «теперь надолго».

Конюх действительно надолго исчез с наших глаз, но конюх – это всего лишь конюх.

Мне было тяжелее. На меня положил глаз хозяин гостиницы.

Невысокий, щуплый, с острыми, как у кузнечика, коленками, лысоватый и хитроглазый хозяин проигнорировал прелести пышногрудой Гезины; я все чаще ловила на себе лукавый, острый взгляд его маленьких черных глаз. Флобастер мрачнел, но молчал; я знала, что мы обязаны хозяину, он уступил нам комнаты за полцены и, следовательно, вправе ожидать от нас благодарности.

Я старалась попадаться ему на глаза как можно реже; завидев тонкую фигурку в конце коридора, я горбилась и начинала хромать. Напрасно; разведка в лице Мухи приносила самые неутешительные сведения: он обо мне справлялся. Его интересовало, когда я ухожу и когда возвращаюсь, и два раза подряд – неслыханное дело! – он снизошел до спектаклей, которые мы давали посреди большого мощеного двора.

Исполнясь черных мыслей, я днями напролет бродила по холодным улицам.

Сколько дней пути потребуется Луару, чтобы добраться до Каваррена? По моим расчетам, разговор с господином Эгертом уже состоялся… Если, конечно, Луару удалось добраться туда невредимым и если господин Эгерт действительно там…

О прочих возможностях и вероятностях я старалась не думать. Я бродила улицами, подолгу околачивалась у городских ворот и жалела об одном: мы не уговорились о встрече. Как Луар меня найдет?! Если, конечно, предположить, что ему захочется меня искать…

Хозяин постоялого двора скоро понял, что я намеренно избегаю его; однажды утром Флобастер вызвал меня для беседы, и был он мрачнее тучи. Накануне хозяин имел с ним долгий и дружеский разговор; скрипя зубами и отводя глаза, Флобастер сухо сообщил мне, что, прежде чем обижать приятного и достойного человека, следует по крайней мере познакомиться с ним поближе.

В комнате меня ждал подарок – бумажная роза и тарелка пирожков; Гезина сообщила с невинным видом, что пару пирожков она уже съела – я ведь не обижусь?

Я повертела в пальцах бумажную розу. Из гущи шелестящих, будто накрахмаленных лепестков приторно несло ароматическим маслом; Гезина закатила глаза.

…Хозяин сидел в глубоком кресле посреди обеденного зала; мимо него не могла проскользнуть и мышь – если б, конечно, в голову ей пришла идея выйти через парадную дверь. К счастью, сквозь ажурные перила винтовой лестницы я вовремя разглядела щуплую тень – а потому поднялась обратно и, не слушая протестов потрясенной Гезины, выбралась через окно на соседнюю крышу.

Черный кот, вдыхавший ароматы из кухонной трубы, посмотрел на меня, как на сумасшедшую. Неуклюже спустившись на землю и чудом не переломав при этом руки-ноги, я поплотнее запахнулась в плащ и двинулась, куда глаза глядят.

Над городом вились причудливые дымы; замерзнув, я зашла в какую-то лавку и долго приценивалась к изящного вида каминным щипцам. Наконец лавочник уступил и согласился на мою цену; разочарованно вздохнув, я пожала плечами и вышла прочь.

Проглянуло реденькое солнышко; по замерзшей мостовой звонко цокали копыта. Из лошадиных ноздрей валил пар. Я шла и думала о Флобастере.

Он спас меня из застенка, именуемого приютом для обедневших девиц благородного сословия – спас совершенно бескорыстно, он ведь тогда не знал, что, выйдя на подмостки, я принесу немалый доход ему и труппе! Он никогда ни к чему меня не принуждал, всегда позволяя оставаться собой даже на ту единственную сумбурную ночь я согласилась сама, из любопытства… Его одного не обманули мои надсадные стоны – он оценил мое актерское мастерство, и только. Он знал о философии «картошки» и «шпината»; он видел меня насквозь, он знал обо мне все – до того самого момента, как в жизни моей объявился Луар Солль.

Вряд ли Флобастер станет мною торговать. Нас слишком многое связывает… И все же ему не следовало обнадеживать хозяина гостиницы. Я же понимаю, он его обнадежил… Зачем?!