Рубашка лишилась уже всех своих пуговиц; Эгерт схватил булыжник на руки, как мать любимое дитя, кинулся к колодцу, одним прыжком взлетел на край…

Ему не хватило доли секунды, потому что, увидев темную воду внизу, страх смерти сломил его волю, как ребенок ломает спичку, и дал опомниться только на земле, где Солль трясся, скорчившись, как новорожденный крысенок…

Он плакал и грыз пальцы. Он звал на помощь светлое небо – но небо оставалось темным, как это бывает ночью. Он хотел умереть и пытался остановить свое сердце усилием воли – но сердце не слушалось и билось по-прежнему, хоть и неровно и болезненно…

Потом он почувствовал на себе взгляд.

Никогда еще Эгерт так остро, так явно не чувствовал кожей чужих взглядов; он сжался, не решаясь шевельнуться, но взгляд, вопреки его надежде, не исчезал. Взгляд лежал на плечах, как тяжелые ладони; Солль стиснул зубы и медленно поднял голову.

В пяти шагах от него стоял, залитый светом фонаря, незнакомый, седой человек. Лицо его, немолодое, безбородое, покрытое узором морщин, казалось непроницаемым, как маска. Человек стоял неподвижно и разглядывал Солля с непонятным выражением в спокойных, чуть прищуренных глазах.

Эгерт перевел дыхание – ему почему-то сразу стало ясно, что незнакомец не оскорбит его и не ударит, но вместе с тем на дне души заворочалось совсем иное, не похожее на обычный страх беспокойство. Ему захотелось, чтобы свидетель его позора и отчаяния поскорее сгинул в ночи; давая понять, что присутствие другого человека ему нежелательно, Солль отвернулся.

Прошла еще минута. Пристальный взгляд ни на секунду не оставил Эгерта в покое.

Солль мучился, как на раскаленной сковородке; наконец, терпение его иссякло, и он решился заговорить:

– Я…

Он замолчал, не находя слов. Неизвестный смотрел, и не думая приходить ему на помощь.

– Вы… – снова начал Эгерт, и в этот момент его озарила простая и светлая мысль.

– Вы… – проговорил он увереннее, – не могли бы вы… Помочь мне?

Неизвестный мигнул. Переспросил вежливо:

– Помочь?

С трудом поднявшись, Солль подошел к колодцу и снова взял в руки свой булыжник:

– Подтолкнуть… Только немножко подтолкнуть. Туда. В воду.

Ночной прохожий не ответил, и Эгерт добавил поспешно:

– Это… Бывает, верно? Мне очень надо… Очень надо, помогите мне, пожалуйста.

Прохожий перевел внимательный взгляд с булыжника на лицо Эгерта, потом на колодец, потом снова на Солля.

– Очень надо, – сказал Эгерт просительно. – Необходимо… Я должен… Но сам не могу. Пожалуйста…

– Думаю, что не смогу вам помочь, – проговорил незнакомец медленно. Надежда, вспыхнувшая было в Эгертовой душе, разом погасла.

– Тогда… – сказал он тихо. – Тогда уйдите, пожалуйста. Мне придется… попробовать еще.

Незнакомец покачал головой:

– Не думаю. Не думаю, что у вас что-то получится, Эгерт.

Солль выронил булыжник. С трудом проглотил вязкую слюну; уставился на незнакомца почти с ужасом.

– Вы ведь Эгерт Солль, я не ошибся? – поинтересовался прохожий как ни в чем не бывало.

Эгерт мог бы поклясться, что никогда раньше не встречал этого человека. Будто прочитав его мысли, незнакомец коротко усмехнулся:

– Мое имя – Луаян. Декан Луаян из университета.

Солль молчал; перед глазами его в одно мгновение промелькнули и величественное здание на площади, и девушка в высоком окне. Декан тем временем неторопливо приблизился к колодцу и непринужденно, как юноша, устроился на его краю:

– Что ж, поговорим, Эгерт…

– Откуда вы меня знаете? – выдавил Солль. При свете фонаря блеснули белые декановы зубы – он улыбнулся и покачал головой, будто удивляясь наивности вопроса. И тогда, вздрогнув от внезапной догадки, Эгерт спросил непослушными губами:

– Вы… колдун?!

– Я – маг, – поправил его декан. – Маг и преподаватель… А вы, Солль – кто?

Эгерт не мигая смотрел в спокойное, непроницаемое лицо. Он явился в город ради встречи в магом, он надеялся на эту встречу и страшился ее – но появление Тории в высоком окне спутало все и переменило. Он отказался от надежды и забыл о ней – и вот теперь, онемевший, стоит перед седым человеком в темном, странного покроя одеянии, перед вольным или невольным свидетелем своих жалких потуг на самоубийство, и язык прилип к небу, и где искать ответа на безжалостный деканов вопрос?

Декан вздохнул: