транспортный узел, торговый котел и бандитское гнездо в стороне от границ Империи.

Развияру снилось, что он охотится на донного дракона.

Была ночь. Галера стояла в бухте, больше похожей на грот. Серая скала нависала прямо над мачтой. Здесь было так тихо, что поверхность моря казалась залитой слоем масла.

Развияр спал на палубе. Никогда в жизни ему не доводилось видеть донного дракона. Теперь, во сне, тварь представлялась ему на тысячи ладов.

На «Чешуе» было непривычно пусто. Большая часть гребцов решила провести ночь на берегу, только некоторые, семейные и бережливые, остались на галере. Развияр попытался уйти с остальными – якобы затем, чтобы отдохнуть по-мужски, но Арви шевельнул бровями:

– У тебя ведь нет денег, дурачок. Да и мал еще. Сиди.

И Развияр ушел в трюм, но там было так душно, что он опять поднялся на палубу и лег на голых досках.

Он долго не засыпал. Придумывал – и не мог найти причину, по которой капитану следует взять его в поход за шкурами. А Развияру хотелось быть убедительным; ладно – пусть он молод, но зато ничего не боится. Ему можно платить меньше, чем прочим. В первый поход вообще можно не платить! Уже потом, когда Развияр себя покажет – тогда он войдет в долю, как остальные. Он слабый гребец – но в пути станет сильнее…

Он задремывал, и во сне Арви соглашался с ним. Кивал, хлопал по плечу, говорил: ладно. Пойдешь с нами.

Свистнули в воздухе крылья. Развияр открыл глаза, резко сел: во сне ему привиделась патрульная птица. Слабо светилось море, в бухту заглядывала далекая половинчатая луна. На рее, покачиваясь, висел кожистый мешок с двумя горящими глазами.

Развияр закричал. Заворочались в трюме, кто-то ругнулся. Из каюты на корме вышел Лу – бодрый, будто и не спал вовсе.

– Ага, – сказал сам себе, увидев мешок на рее. – Славно.

Через несколько мгновений Развияр понял, что чудовище – вовсе не чудовище, а почтовый нетопырь, повисший на рее вниз головой. На «Крыламе» было несколько таких – в клетках; Лу зажег фонарик, снял конверт с ошейника почтаря, распечатал и тут же, подсвечивая себе, прочитал.

Вышел Арви – хмурый, помятый, в бывшей белой, а теперь грязно-серой рубахе.

– Вот гады, – сказал Лу, сворачивая письмо.

– А я говорил, – Арви судорожно зевнул. – Всех денег не заграбастать, да. Но чтобы получить свое, надо хотеть получить все. Пожелаешь немножко – останешься общипанной сытухой… Вот как мы.

Лу оглядел палубу. Приметил в темноте Развияра.

– Не спишь? – спросил со странным выражением.

Развияру вдруг стало страшно.

– Есть купец на тебя, – Арви сплюнул за борт. – Только дешево дает, сволочь… Ну да не при наших делах привередничать.

На рассвете к «Чешуе» подошла колесная лодка. Гребные винты у нее помещались не по бортам, как в гавани Мирте, а за кормой.

В лодке Развияру связали руки. Он так удивился, что даже не пытался вырваться. Борт «Чешуи» проплыл мимо, как когда-то проплыл борт «Крыламы»; лодка была широкая, почти квадратная, барабан вертели не ездовые крысы, а грузные пятнистые существа со складчатой шкурой – шлепуны.

– И-и-и! – кричал им лодочник.

У него был тонкий, как скрежет по стеклу, голос, бритая розовая голова и белый шрам на лбу. Развияру этот человек внушал непонятный ужас. Еще на борту галеры, когда бритый взялся щупать новому рабу мускулы, когда сунул ему в рот заскорузлый палец, пробуя зубы, – Развияра скрутило от отвращения и безысходного страха.

«Страх Шуу». Вот как это чувство называется. Теперь Развияр сидел в лодке, связанный, и ни разу не оглянулся в сторону «Чешуи».

Лодка вышла на открытую воду.

– И-и-и! – взвизгнул бритый, и рептилии в колесе забегали быстрее. Развияр поднял голову.

Ему приходилось бывать в порту Фер: отсюда они отправлялись с хозяином Аглем в Мирте. Хозяин Агль, предусмотрительный, как запечная мышь, рассчитал и предвидел все: и сколько денег уйдет на поездку, и как скоро окупятся затраты, и какие подарки привезти родным из Летающего Города – чтобы и всем хватило, и не разориться. Одного не предусмотрел хитрый переписчик: что Мирте не позволяет ступить на свою землю человеку с кровью гекса в жилах…

Не доезжая до порта, лодка свернула в скалы и оказалась во фьорде с отвесными стенами. Смотреть на лодочника со шрамом было неприятно, на скалы – страшно, поэтому Развияр опустил глаза и уставился на собственные колени.

Грязные, затасканные штаны светились прорехами. Сквозь истертую ткань проглядывала загорелая исцарапанная кожа. Почему Развияр «гекса»? В его детских воспоминаниях не было этого слова. Люди, которых он помнит, звали себя иначе: «Пригорки». Так называлось селение, и люди говорили о себе – мы пригорки…

Он поймал себя на том, что впервые слышит голоса в своих воспоминаниях. Раньше чередовались картинки, но голосов не было. А теперь под хлюпанье воды и осторожный шум ветра в ушах ясно прозвучало: мы пригорки. «Ну, пригорки, кто косить?»

Мать его была из чужих земель. Совсем маленькой ее привезли в Пригорки – верхом на двуногой ящерице. Она не умела ходить…

Развияр вспомнил лицо матери, как если бы она, а не человек со шрамом, сидела напротив на лодочной скамейке. Глаза странной формы, каплеобразные. Выдающиеся надбровные дуги. Значит, его мать была гекса… А теперь она стала белкой и до сих пор бегает где-то в лесах.

– Цо-ок!

Рептилии остановились в крохотной бухте. Там ждали двое, с капюшонами, надвинутыми на лица; Развияра вытащили из лодки и, подталкивая в спину, повели по каменной лестнице, ведущей вверх через пролом в скале.

Через час он был уже на рабском рынке в пригороде Фер. Еще через час, снова поменяв хозяина, шел в общей веренице рабов, уводимых от побережья все дальше в горы.

Арви и Лу продешевили. Надо было продавать меня, как грамотного, думал Развияр на ходу, глядя в спину идущего впереди парня. За грамотного дали бы больше – конечно, если найти разборчивого и богатого покупателя.

Дураки, думал Развияр. Бывший хозяин Агль до сих пор, наверное, грызет локти и проклинает свое разорение. Проклятые контрабандисты могли бы подзаработать на труде искусного переписчика…

И тут же с ожесточением подумал: шиш вам. Не стал бы я работать на них. Я свободный человек, у меня есть память, и я еще увижу когда-нибудь леса своей родины.

Цепочка рабов медленно тянулась в гору. Надсмотрщики пощелкивали бичами – без излишней жестокости. Так, для порядка.

Замок целиком был высечен в скале. Непонятно, кто и когда проделал этот титанический труд; кое-где на стенах сохранились отпечатки огромных зубов. Надзиратель Роджи говорил, что это скальные черви; только великий маг может подчинить себе скального червяка и заставить его грызть камень по приказу.

Здесь все было каменное: мебель. Посуда. Сердца людей, служащих здешнему властелину, были, похоже, тоже из камня. Днем солнце нагревало замок так, что на перилах внешних галерей вольнонаемные жарили себе яичницу. В глубине замка, в дальних комнатах, освещенных факелами, было стыло и холодно, и с потолка капала вода.

Развияру повезло: его запирали на ночь в Восточной темнице. Это было большое помещение с единственной узкой и низкой дверью, с огромным проломом в стене напротив – вроде окна, выходящего на восток. Под проломом открывалась бездна, далеко внизу журчал ручеек. Скала поросла мхом, стены и пол Восточной темницы больше чем наполовину были затянуты глубоким и мягким зеленым ковром. Ручеек,