В коровнике мычали недоеные Снежка и Рыжка. Бранясь сквозь зубы, Ник взял ведро и отправился в хлев, как на каторгу.
Коровы боялись его. Коровы нервничали, не желали стоять смирно, норовили опрокинуть подойник, выкрикивали в два голоса проклятия на Никову голову и горестно призывали свою добрую хозяйку; Снежке и Рыжке невдомек было, что Эльза, бледная до синевы, лежит сейчас в постели, потягивает из стакана красное вино и закусывает яблоками с гематогеном. Эльза, может быть, и пренебрегла бы законным отдыхом, и явилась бы обслужить любимую скотинку – но кружится голова и не держат ноги, поскольку господин Семироль вынужденно превысил норму кровозабора…
– Ирена, елки-палки… Что вы смотрите?! Помогите…
– Вы думаете, я когда-нибудь доила коров? – спросила она, проталкивая сквозь прутья кроличьей клетки брикет прессованного корма.
– А я?!
– А у вас должен быть опыт… Кто-то ведь доил коров в дни Эльзиных «выходных»?
– Трош, – глухо отозвался Ник. – Обычно это делал Трош. Он деревенский…
Горячее молоко брызгало, текло мимо подойника, стекало у Ника по рукам, капало с обнаженных локтей. Животное мучилась, но осужденный гинеколог мучился не меньше.
– А мы тут балагурим, – сказала Ирена глухо и зло.
– А что нам делать? Плакать?
Корова дернулась – вероятно, Ник причинил ей боль.
– Стоять, Снежка!!
Корова возопила.
– Снежечка, лапочка, успокойся, расслабься… Ирена, да придержите ей зад, что ли… Чтобы она стояла, зараза, это же невозможно…
– Это вам не женщин смотреть, – мстительно сказала Ирена. – Как я ее придержу – за хвост?
Ник выдохся. Опустил красные распухшие руки, толкнул крутой коровий бок:
– Пошла, Снежка… Рыжка, на кресло!
Ирена нервно хихикнула. Черная Рыжка вытянула морду, заголосила до звона в ушах:
– Му-у-у-а!
Ник смотрел на свои руки:
– Видите ли, Ирена… Трош очень долго балансировал на узком, но крепком карнизе. Его своеобразные отношения с Создателем… как он его себе представлял… помогали ему удержаться. После того, как он убил двоих – опять же в состоянии аффекта… После смертного приговора… После многих ведер крови, отданной Яну – не вполне добровольно… ему все труднее становилось балансировать. А потом что-то случилось – возможно, вышел срок… Я, честно говоря, все время этого боялся. И вот…
– Довели парня, – сказала Ирена шепотом.
– Да, – Ник печально кивнул. – Не хочу вас огорчать, но Троша, скорее всего, мы больше не увидим… Рыжечка, красавица, давай-ка сюда, спокойно, расслабься…
Ирена прикрыла глаза.
Прыгающее дуло… Дыра в Семиролевой куртке…
– А в Яна надо стрелять серебряными, да?
Ник помедлил. Не оборачиваясь, покачал головой:
– Во-первых, это бред. Во-вторых, неужели вы желаете Яну смерти?.. Тихо, Рыжечка.
Дойка пошла веселее. Не то Ник приноровился, не то Рыжка оказалась покладистее.
Ирена присела на другую скамейку – в углу. Обняла руками колени:
– Ник… Что теперь будет?
– Теперь Яну потребуется много гемоглобина… И всем нам придется жрать гематоген. А я ненавижу эту дрянь с самого детства… Мне его подсовывали под видом шоколада, это было так обидно…
Ирена смотрела в его согбенную спину. Она слишком хорошо помнила, как эта спина возникла между ней – и возможной пулей…
Вряд ли Трош стал бы стрелять в нее.
С другой стороны, у него так дрожали руки… Та пуля, вторая, что досталась на долю вездехода, вполне могла бы пойти по другой траектории…
– Ник… Яна НЕЛЬЗЯ убить обыкновенной пулей?
Струйки молока били в ведро, как новобранец в мишень – то и дело промазывая. Но не «в молоко», а на пол, на солому, дояру на штаны.
– Тихо-тихо, Рыжечка, расслабься… Можно, Ирена. Можно.
– То есть Трош мог…
– Конечно. Запросто. Ему бы немножко хладнокровия… Хотя калибр, конечно, мелковат. Надо попасть точно в глаз… Тихо, Рыжка. Тихо.