– Уйди с дороги, инквизитор.
Он выругался. Так цинично и зло, как не ругался никогда в жизни.
Ивга отпрянула.
Пять из стоящих перед инквизитором женщин одновременно шагнули вперед, и Ивга увидела – не глазами! – как пять белых иголок разом вонзились в голову Клавдия Старжа. Ивга скорчилась – ее тоже задело, ее будто хлестанули тугим жгутом, свитым из ненависти, тоски и стыда; ведьмы шагнули снова. Старж упал.
Сознание Ивги раздвоилось.
Она видела, как они наваливаются на инквизитора, сливаются в одно темное тяжелое нечто, давя и удушая – и в то же время они же, пять нападающих ведьм, не сошли со своих мест, остались стоять, всей своей волей подавшись вперед. Ивга пятилась, отползала; натиск нападающих ведьм краем задевал и ее. Ее товарки, ее возможные сестры…
Силы слишком не равны. Ивгиным метаниям конец; ведьмы сообща прикончат инквизитора и заберут ее с собой.
Из темного клубка над упавшим инквизитором выбралась скрюченная рука. Слепо чиркнула по воздуху – на первый взгляд слепо. Натиск ведьм удвоился, рука дернулась – но закончила свое дело, чиркнула по воздуху снова, и Ивга опять-таки не глазами успела увидеть расплывающиеся контуры сложного знака, и, разглядев его, откинулась назад, будто от удара в челюсть.
Ведьмы отшатнулись тоже. Черный клубок расплелся.
«Ой, Ивга. Мне бы твои проблемы…»
Клавдий Старж поднимался.
«Вчера я целый день занимался тем, что пытал женщин.»
Он поднимался, поднимался, преодолевая возобновившийся напор, поднимался, как мертвец из могилы.
«Почему на ветчине рисуют улыбающихся свиней?..»
Старж выпрямился.
Ивга опять-таки не глазами увидела, как его локти раздвигают тугую, будто резиновое кольцо, преграду. Как новая серия из пяти иголок вонзается в дымчатый защитный пояс – и отлетают обратно, и следом летит веер ярко-желтых жгучих искр…
Одна из страшных женщин молча осела на пол. Другая схватилась за лицо, будто желая выцарапать себе глаза; три оставшихся застыли, выбросив руки в защитном жесте, и тогда одна из тех трех, что с самого начала не ввязывались в схватку…
– Старж!
Инквизитор успел отшатнуться. Выстрел показался до обидного тихим; тяжелая женщина, перемахнувшая через упавшую Ивгу, вдруг оказалась в самом центре схватки. Черные спутанные волосы лежали у нее на плечах. Черные с проседью.
– Отступница, – сквозь зубы проговорила одна из ведьм. Женщина с распатланными волосами подняла руки:
– Отступники – вы. Погубившие свой Театр… проклинаю. Ступайте с проклятием Хелены Торки – и живите… вечно!
Та, что была с пистолетом, выстрелила трижды. Торка не упала.
– Рина, я считала тебя дочерью. Сания, ты всегда была бездарной танцовщицей, инициация тебе не поможет. Дона, я взяла тебя из детского приюта. Клица…
Два выстрела; кончились патроны. Стрелявшая девушка со всхлипом запустила своим пистолетом в Торку, которая все не падала.
– Вы избрали свой путь, дорогие дети мои. Живите же с материнским проклятием.
– Наша мать – нерожденная мать! – тонко выкрикнула младшая из ведьм. Кажется, лет четырнадцати.
Последовал удар. Как палкой по голове; Ивга осела, хватая воздух ртом. Девочка, кричавшая про нерожденную мать, упала без единого звука; та, что обвиняла Торку в отступничестве, зашипела сквозь зубы, как раненая змея. Старж стоял, привалившись к стене, накрыв своей волей сразу всех оказавшихся рядом ведьм – молодых и старых, «действующих» и «глухих». Даже Хелена Торка зашаталась.
– Ни с места! Инквизиция!..
Самое время, подумала Ивга, чувствуя, как уплывает сознание.
Крик. Головная боль; ту девушку, что стреляла, волочили за волосы. Десяток мордатых парней… И второй инквизитор, тот, с желтым лицом. Ведьмы… Тонкое пение в ушах, вроде как комариный звон…
Хелена Торка все еще не падала. Ее темное платье сделалось черным и лаковым на груди.
– …старушке такое… одолжение… Никогда не думала, что моим костром будет…
– Хелена…
– Пожалуйста, Клавдий, я очень хочу… Моя последняя… если хотите, воля…
Тогда Ивга потеряла сознание. Окончательно.
«Всякая тварь имеет свое назначение. Бессмысленен лишь человек; стремясь к душевному комфорту, человек придумывает себе смысл и оттого отторгает ведьму. Ведьма есть воплощение бессмысленности, она свободна до абсурда, она внезапна и стихийна, она непредсказуема… Ведьма не знают ни любви, ни