проверил второй подъезд.
Алена сидела на корточках, привалившись спиной к стене и низко опустив голову.
– Ты чего?!
Она прыгнула, будто собираясь повиснуть у него на шее, но в последний момент постеснялась, отстранилась, взяла его за руку:
– Они… все забрали. Ты прости. Я ничего не успела купить.
И разревелась.
Она зашла в подъезд девятиэтажки, чтобы переждать дождь, и встретила там троих пацанов лет по четырнадцать. Пацаны сперва спросили закурить, потом потребовали денег, а потом, захмелев от ее страха и собственной безнаказанности, принялись «обыскивать» жертву. Был рабочий день, подъезд пустовал, пенсионеры сидели по квартирам, напуганные дождем. Пацаны отобрали все деньги, потом нащупали в кармане куртки струны; тогда Алена будто очнулась и принялась отбиваться не на жизнь, а на смерть. Этажом выше открылась дверь; пацаны сбежали, на прощанье приказав сидеть и не рыпаться, иначе будет хуже…
– С самого начала надо было драться! – Аспирин ходил по кухне, пепел его сигареты валился на пол, на стол и на подоконник. – Орать надо было, эти щенки боятся крика!
– У меня сначала голос пропал. А потом они мне рот зажали, – Алена, кажется, подавила рвотный позыв. – Рукой.
– Увижу – убью, – пообещал Аспирин, сжимая кулаки. – Если ты узнаешь кого-то из них – если только увидишь и узнаешь… Сразу мне скажи. Ясно?
Алена кивнула.
На коленях у нее сидел Мишутка. Она судорожно гладила его по голове, по морде, по пластмассовым глазам. Аспирин вдруг подумал: а что, если бы мишка был там, в подъезде, с ней?
Представились почтовые ящики, заляпанные кровью под самый потолок. Аспирин зажмурился и помотал головой:
– Слушай, а я думал, что ты крутая. Я думал, ты ничего не боишься… кроме этого своего босого хмыря.
– Я боюсь, – тихо призналась Алена. – Я боюсь с каждым днем все сильнее. Мне… не верилось, что здесь так страшно, как он говорил. А он никогда не врет.
Аспирин утопил сигарету в недопитом стакане чая:
– Мой тебе совет: возвращайся к себе, пока не поздно. Если ты будешь пугаться каждого сопляка в темном углу, то тебе в самом деле нечего здесь делать. Сопляка надо бить кулаком по хрюкальцу, ногой – по яйцам, и орать изо всех сил, и бежать…
Аспирин осекся. Ему вдруг подумалось: а если бы у него
Как им живется, современным родителям?
– Доброе утро, мои дорогие! И снова вторник, никуда не денешься, он всегда идет после понедельника и несет надежду на предстоящую среду… Но «Лапа-Радио» с вами! У нас длинные лапы, мы собрали на одной волне самую легкую, беззаботную, самую комфортную музыку, а значит, устраивайтесь поудобнее в ваших офисных креслах, забудьте о проблемах, раскройте уши и слушайте, слушайте и все, а если вам придет охота пообщаться – звоните или присылайте сообщения, с десяти до половины одиннадцатого у нас в эфире программа «Публичное признание», а значит, вы можете признаться буквально во всем: что вы в детстве украли конфетку, что вы боитесь мышей… Наконец, вы можете признаться в любви своему благоверному, или не-благоверному, или соседу, или однокласснику, физкультурнику, биологичке, да кому угодно, главное – помните, что жизнь прекрасна и все вас любят, «Лапа-Радио» любит вас… Слушайте и набирайте телефонный номер, а вдруг вам повезет!
Аспирин замолчал, откинулся на спинку стула, вытер губы бумажным платком. Когда он болтал долго и эмоционально, изо рта летела слюна, и он ничего не мог с этим поделать. Отчасти поэтому провалилась его давняя попытка вести утреннюю программу на музыкальном телеканале… Впрочем, нет, не поэтому. Просто руководству не понравилась его прогрессивная манера освежать беседу матерным словцом. Причем руководство, будучи в раздражении, само употребляло выражения, которых даже Аспирин прежде не слыхивал.
За годы работы он выработал в мозгу несколько «звуковых дорожек» – на одной сейчас звучала среднестатистическая песенка, белая замазка, которой замазывают уши и навсегда залепляют способность к восприятию нестандарта. Другая, основная Аспиринова «дорожка» была залита стерильной тишиной, какая бывает только в звукоизолированном помещении. Хотя нет, ночью на даче тоже бывает. Но Аспирин так давно не просыпался ночью на даче…
Ему совсем не хотелось выходить – хотелось сидеть, ни о чем не думать, слушать тишину, вспоминать сегодняшний сон, придумывать ему все новые детали: как будто они с Аленой садятся в самолет, летящий за океан, в Америку или Канаду, и за секунду до закрытия люков Аспирин вдруг выбирается наружу и говорит стюардессе, что раздумал лететь.
Вряд ли такое возможно. Вылет задержут, станут проверять багаж, станут проверять самого Аспирина, и эффект внезапности пропадет. Он же не способен выбраться из взлетающего самолета через отверстие для шасси, как Сталлоне… Или в том фильме был Шварценеггер?
За стеклянным окошком студии режиссерша Юлька говорила с кем-то по телефону. Аспирин немного умел читать по губам. Вот и сейчас он увидел, как Юлька сказала: оставайтесь на линии. И кивнула Аспирину: есть, мол, звонок…
Можно посадить Алену в поезд, как советовал Вискас. Но ведь она не сядет по доброй воле. Игра «дочки-папочки», в которую поверил Витя Сомов, в которую сам Аспирин чуть-чуть не поверил… эта самая игра исполняется Аленой исключительно для посторонних. С Аспирином она предельно откровенна: пришла из другого мира, ищу брата, пока не найду – в покое не оставлю. Точка.
Можно сбежать в Лондон. Это обернется финансовыми потерями, и, что хуже, подрывом репутации.
