пока я не вернусь, тогда я ему честно возвращу.
Остаюсь готовым к услугам. Писано в Венеции в день трех св. царей [6 января] в 1506 году.
Кланяйтесь от меня Стефану Паумгартнеру[62] и другим добрым приятелям, которые обо мне спрашивают.
[Венеция, 7 февраля 1506 года]
Достопочтенному мудрому господину Вилибальду Пиркгеймеру в Нюрнберге, моему милостивому господину.
Прежде всего, готов служить Вам, любезный господин. Желаю Вам от всего сердца, как самому себе, чтобы Вам было хорошо. Я Вам недавно писал, надеюсь, письмо уже у Вас. За это время написала мне моя мать и выговаривала мне за то, что я Вам не пишу, и дала мне понять, что Вы сердитесь на меня и что я должен тотчас же перед Вами оправдаться. И она очень этим обеспокоена, по своему обыкновению. Но у меня нет иного оправдания, кроме того, что я ленив на писание, а также того, что Вы были в отсутствии.[63] Но как только я узнал, что Вы дома или собираетесь возвратиться домой, я тотчас же Вам написал, а затем особо велел Кастеллу[64] выразить Вам мою готовность к услугам. Поэтому прошу Вас нижайше, простите меня. Ибо у меня нет на земле друга, кроме Вас. И я не верю, что Вы на меня сердитесь. Ибо я почитаю Вас не иначе, как за отца.
Я хотел бы, чтобы Вы были здесь в Венеции; среди итальянцев так много славных людей, которые, чем дальше, тем больше со мною дружат, так что становится легко на сердце. Разумные и сведущие,[65] хорошие лютнисты и флейтисты, понимающие в живописи, люди благородной души и истинной добродетели, они выказывают мне много уважения и дружбы. И напротив, есть здесь и бесчестнейшие, изолгавшиеся воры и негодяи; я не думал, что такие бывают на свете. Но если кто этого не знает, он может подумать, что это милейшие на свете люди. Я сам не могу удержаться от смеха, когда они со мной разговаривают. Они знают, что все их злодейства известны, но не обращают на это внимания. У меня много добрых друзей среди итальянцев, которые предостерегают меня, чтобы я не ел и не пил с их живописцами. Многие из них мне враги; они копируют мои работы в церквах и везде, где только могут их найти, а потом ругают их и говорят, что они не в античном вкусе и поэтому плохи.[66] Но Джамбеллини [67] очень хвалил меня в присутствии многих господ. [68] Ему хотелось иметь что-нибудь из моих работ, и он сам приходил ко мне и просил меня, чтобы я ему что-нибудь сделал, он же хорошо мне заплатит. [69] Все говорят мне, какой это достойный человек, и я тоже к нему расположен. Он очень стар и все еще лучший в живописи. А те вещи, что так понравились мне одиннадцать лет назад, теперь мне больше не нравятся, и если бы я не видел этого сам, я бы никому не поверил. [70] Также да будет Вам известно, что здесь есть много лучших живописцев, нежели уехавший мастер Якоб. [71] Но Антон Кольб [72]клянется, что не было на свете живописца лучше Якоба. Другие же смеются над ним и говорят: был бы он хорош, так оставался бы здесь.
Только сегодня я начал набрасывать свою картину. Ибо мои руки до того покрылись коростой, что я не мог работать. Но я это вылечил.
Итак, будьте снисходительны ко мне и не гневайтесь так быстро. Будьте кротки, подобно мне. Я не знаю, отчего Вы ничему не учитесь у меня.
Милый, я хотел бы знать, не умерла ли какая из Ваших любовниц, например та, что совсем у воды, или девица подобная[73]
или
или
чтобы Вы могли взять на ее место другую.
Писано в Венеции в девять часов, вечера в субботу после сретенья [7 февраля] в 1506 году. Передайте мой привет Стефану Паумгартнеру, господину Гансу Хорсдёрферу[74] и Фолькамеру.[75]
Достопочтенному и мудрому господину Вилибальду Пиркгеймеру в Нюрнберге, моему милостивому господину.
Прежде всего, любезный господин Пиркгеймер, готов служить Вам. Если вы живете хорошо, то для меня это большая радость. Знайте также, что я, милостью божьей, живу хорошо и очень спешу с работой. Но к троице я не надеюсь кончить. И продал все мои картины, кроме одной. Отдал две за 24 дуката,[76] а три другие я отдал за три кольца, которые мне оценили при обмене в 24 дуката.[77] Но я показал их добрым друзьям, и те сказали, что они стоят 22 дуката. И так как Вы мне писали, чтобы я купил несколько камней, я решил послать Вам эти кольца через Франца Имгофа. [78] Покажите их понимающим людям. Если они Вам понравятся, пусть оценят, сколько они стоят, и за эту цену оставьте их у себя. Если же они Вам больше не нужны, пришлите их мне со следующим посыльным. Ибо человек, который помог мне их выменять, хочет дать мне здесь, в Венеции, 12 дукатов за изумруд и 10 дукатов за рубин и бриллиант, так что я потеряю на этом не больше двух дукатов.
Я хотел бы, чтобы Вам понадобилось приехать сюда; я уверен, Вы бы здесь не скучали. Ибо здесь много достойных людей, истинных художников. И у меня толпится столько итальянцев, что я порою должен скрываться. Господа[79] относятся ко мне хорошо, но из живописцев немногие.
Любезный господин, Эндрес Кунгофер[80] изъявляет свою готовность служить Вам. Он напишет Вам со следующим посыльным.
Остаюсь готовым к услугам. И я поручаю Вам мою мать. Меня очень удивляет, что она так давно мне не пишет; что же до моей жены, то я думаю, что я ее потерял.[81] Я также был удивлен, что Вы ничего мне не пишете, но затем я прочитал письмо, которое Вы написали обо мне Бастиану Имгофу.
Прошу Вас также отдать два вложенных письма моей матери, и еще прошу Вас, имейте терпение, пока бог поможет мне возвратиться, тогда я Вам честно заплачу. Кланяйтесь от меня Стефану Паумгартнеру и другим добрым приятелям и сообщите мне, не умерла ли какая из Ваших любовниц. Читайте письмо по смыслу, я торопился. Писано в Венеции в субботу перед белым воскресеньем
