– Вот видите, выходит, все равно придется еще немного подождать. А пока мы с вами можем потанцевать.

Голос у меня дрожал, но теперь уже не от страха. Я поцеловал ее волосы.

– Расскажите мне, – попросил я, – об этом матросе с Гибралтара.

– Потом, попозже, – ответила она. – У вас прямо какая-то навязчивая идея.

– Просто я немножко пьян.

Она засмеялась, но как-то принужденно. Ей явно надоело танцевать. Да и танцевали-то мы как-то не очень ловко.

– Мне нравится в Италии, здесь так красиво, – заметил я.

И мы оба замолчали. Мной снова овладели воспоминания о Жаклин, и я опять оказался в поезде, там была страшная духота, а он все мчался и мчался в ночи. Этот поезд уже не впервые всплывал у меня в памяти, но на сей раз мне никак не удавалось изгнать его оттуда. Я слегка разжал объятия. Она посмотрела на меня.

– Не надо больше думать о ней, – проговорила она.

– Просто в поездах сейчас такая духота, вот в чем все дело.

Она заметила как-то очень ласково:

– Нынче днем, за обедом, она очень сердилась.

– Думаю, это все из-за меня, за обедом я заставил ее сильно страдать.

– А она поняла, почему вы с ней расстались? – после довольно долгой паузы спросила она.

– Да нет, так ничего и не поняла. Наверное, это моя вина, просто я не смог ей толком ничего объяснить.

– Не надо больше об этом думать. – Потом добавила: – По-моему, вам действительно не стоит больше об этом думать.

– Но ведь она так ничего и не поняла, – повторил я.

– С кем такого ни случалось…

В голосе ее просквозил легкий упрек, но он по-прежнему оставался очень мягким, нежным, ни одна женщина никогда еще не говорила со мной так ласково.

– И что же вы собираетесь теперь делать?

– Неужели надо непременно что-нибудь с собой делать? Разве не бывает так, что можно обойтись без этого?

– Я вот пробовала ничего с собой не делать. Не получается. Всегда рано и или поздно кончается тем, что приходится что-то с собой делать.

– А он? Что делает с собой он?

– Ну, убийцам, – с улыбкой заметила она, – им все намного проще. За них все решают другие. А вы что, и вправду, не имеете ни малейшего понятия?

– Ни малейшего. Я ведь всего пару часов назад вышел из Гражданского состояния.

– Да, что правда, то правда. Вы еще никак не можете этого знать.

– Хотя вообще-то, – заметил я, – кое-что я уже себе представляю.

– И что же?

– Мне хотелось бы быть на вольном воздухе. Она удивилась, потом безудержно расхохоталась.

– Ну знаете, в мире не так уж много дел, которыми можно заниматься на вольном воздухе.

Танцы теперь следовали один за другим почти без перерыва, так что все даже не присаживались, а стоя ждали следующего. Однако, едва замолкала музыка, все, и мы тоже, почему-то сразу переставали разговаривать. Начался новый танец.

– Взять хотя бы морской флот. Теперь была моя очередь рассмеяться.

– Да, правда, – смеясь, согласилась она, – но ведь это тоже профессия.

Я собрался с духом и выпалил:

– Ну, не всегда. Вот, к примеру, чистить всякие медные предметы – это ведь каждый сможет.

Конечно, она не могла не заметить моего волнения. Ничего не ответила. Я не решался взглянуть на нее. И добавил:

– А что, неужели на корабле не хватит медных ручек, чтобы дать занятие одному человеку?

– Даже не знаю.

Потом, немного помолчав, добавила:

– Честно говоря, никогда об этом не думала.

– Знаете, не обращайте внимания, это я просто так, пошутил.

Она опять не ответила. Я больше не мог танцевать.

– Мне хочется выпить коньяку, – признался я. Мы перестали танцевать. С трудом протиснулись к бару. И, не сказав друг другу ни слова, выпили по коньяку. Он был очень скверный. Я больше не глядел на нее. И мы снова пошли танцевать.

– Неужели это было так ужасно, это ваше Гражданское состояние?

– Ну, всегда немного преувеличиваешь.

– Время от времени непременно надо брать отпуск. Чем бы ты ни занимался.

У меня снова появилась надежда.

– Да нет, – возразил я. – Не в этом дело. Вот я, к примеру, всегда регулярно, по-честному, уходил в отпуск. Верить в отпуск – это все равно что верить в доброго Боженьку. – Потом добавил: – Прошу вас, забудьте о том, что я вам сказал.

Танец подошел к концу. Обливаясь потом, вернулась Карла. Музыка замолкла на целых пять минут. Они казались нескончаемыми. Мне хотелось, чтобы она забыла про медные ручки.

– Ты, наверное, умираешь от жажды, – обратилась она к Карле, – ступай возьми себе лимонаду.

– Я схожу, – предложил я.

– Нет-нет, – возразила Карла, – я привыкла, и потом мне забавно заниматься этим здесь. У меня получится быстрее. Взять еще два коньяка?

И исчезла. Она смотрела ей вслед.

– В ее возрасте я тоже подавала лимонад.

– Вам надо отплыть завтра. А насчет медных ручек – это все потому, что я немного выпил. Вы должны забыть, что я вам тут наговорил.

Она глядела на меня, по-прежнему не отвечая ни слова.

– Даже если бы мне предложили этим заняться, чистить медные ручки, я все равно бы отказался. Просто я слишком много пью, а когда выпью, вечно начинаю нести подобную чушь, вот и все.

– Я уже забыла, – проговорила она. Потом совсем другим тоном добавила:

– Когда мне было столько лет, сколько сейчас Карле, со мной такое тоже случалось, и я тоже подавала лимонад.

Она замолкла, потом добавила:

– И долго вы оставались в Гражданском состоянии?

– Восемь лет.

Она снова надолго замолчала.

– Вы говорили, что в возрасте Карлы подавали в кафе лимонад?

– Да, у моего отца было маленькое кафе с табачным киоском в Пиренеях. А в девятнадцать лет я нанялась на одну яхту в качестве даже не знаю кого, скажем, официантки. Девушкам иногда приходят в голову подобные фантазии. Вот Карла, она тоже способна выкинуть что-нибудь в этом роде.

Мы впервые разговаривали с ней сидя. Мне казалось, что она уже напрочь забыла про медные ручки.

– На эту же самую яхту? – спросил я.

– Да, на эту же самую яхту, – ответила она. Потом как-то извиняюще пожала плечами и добавила: – Вот видите, как далеко это может завести.

Должно быть, она сохранила ту же самую веселую улыбку, что и в шестнадцать лет.

– Но если это было так ужасно, почему же вы оставались там целых восемь лет?

– Что за вопрос? Из лени.

– И вы уверены, что никогда туда больше не вернетесь?