двадцать лет, друг мой.

— К великому моему сожалению. О, если бы мне было только двадцать лет!

— Да, — произнес Атос, — сколько глупостей вы бы тогда еще наделали! Однако нам пора расстаться. Мне надо еще сделать два визита и написать письмо. Зайдите за мной в восемь часов, а лучше давайте поужинаем вместе в семь?

— Отлично, — сказал Арамис. — Мне надо сделать двадцать визитов и написать столько же писем.

На этом они расстались. Атос нанес визит госпоже де Вандом, расписался в числе посетителей у герцогини де Шеврез и написал д’Артаньяну следующее письмо:

Письмо это он послал с Блезуа.

В условленный час Арамис явился. Он был одет для дороги, со шпагой на боку — той старой шпагой, которую он так часто обнажал и которую теперь особенно стремился обнажить.

— Вот что, — сказал он, — я думаю, напрасно мы уезжаем так, не оставив хоть несколько прощальных строк Портосу и д’Артаньяну.

— Все уже сделано, дорогой друг, — ответил Атос, — я подумал об этом и простился с ними за вас и за себя.

— Вы удивительный человек, дорогой граф, — воскликнул Арамис, — вы ничего не забываете!

— Ну что, вы примирились с вашим путешествием?

— Вполне, и теперь, обдумав все, я даже рад, что покидаю Париж на это время.

— И я тоже, — сказал Атос. — Я только жалею, что не мог обнять д’Артаньяна, но этот дьявол хитер и, наверное, догадался бы о наших планах.

Они кончали ужинать, когда вернулся Блезуа.

— Сударь, вот ответ от господина д’Артаньяна, — сказал он.

— Но ведь я не просил ответа, дурак, — возразил Атос.

— Я и не ждал ответа, но он велел меня вернуть и вручил мне вот это.

С этими словами Блезуа подал маленький, туго набитый, звенящий кожаный мешочек.

Атос раскрыл его и сначала вынул оттуда следующую записку:

Атос улыбнулся, и его красивые глаза затуманились слезой. Значит, д’Артаньян, которого он всегда любил, любит его по-прежнему, хотя и стал мазаринистом!

— Честное слово, тут пятьдесят луидоров, — сказал Арамис, высыпая деньги из кошелька на стол, — и все с портретом Людовика Тринадцатого! Что вы намерены с ними делать, граф, оставите или отошлете обратно?

— Конечно, оставлю, Арамис. Даже если б я не нуждался в деньгах, и то оставил бы их. Что предлагается от чистого сердца, надо принимать с чистым сердцем. Возьмите себе двадцать пять, а остальные двадцать пять дайте мне.

— Отлично. Я очень рад, что вы одного мнения со мной. Ну что же, в дорогу?

— Хоть сейчас, если желаете. Но разве вы не берете с собой слугу?

— Нет, этот дуралей Базен имел глупость, как вы знаете, сделаться причетником в соборе и теперь не может отлучиться.

— Хорошо, вы возьмете Блезуа, который мне не нужен, так как у меня есть Гримо.

— Охотно, — ответил Арамис.

В эту минуту Гримо появился на пороге.

— Готово, — произнес он со своей обычной краткостью.

— Итак, едем, — сказал Атос.

Лошади были действительно уже оседланы, слуги тоже готовы были тронуться в путь.

На углу набережной они повстречали запыхавшегося Базена.

— Ах, сударь, — воскликнул он, — слава богу, что я поспел вовремя!

— В чем дело?

— Господин Портос только что был у вас и оставил вам вот это, сказав, что надо передать вам спешно и непременно до вашего отъезда.

— Хорошо, — сказал Арамис, принимая от Базена кошелек. — Что же это такое?

— Подождите, господин аббат, у меня есть письмо.

— Я уже сказал тебе, что если ты еще раз назовешь меня иначе, чем шевалье, я тебе все кости переломаю! Давай письмо!

— Как же вы будете читать? — спросил Атос. — Ведь здесь темно, как в погребе.

— Сейчас, — сказал на это Базен и, вынув огниво, зажег витой огарок, которым зажигал свечи в соборе.

Арамис распечатал письмо и прочел:

— Ну, — промолвил Арамис, — что вы на это скажете?

— Я скажу, дорогой д’Эрбле, что было бы почти грешно сомневаться в провидении, имея таких