застекленной галереи.

– Ах, боже мой! – воскликнул господин де Нанси. – Видно, его величество изволит гневаться на кого- то.

– Очень похоже на это, – подхватил Бюсси, изобразив на лице испуг. – Но на кого? Неужели на герцога Анжуйского, с которым я пришел в Лувр?

Капитан поправил шпагу на бедре и двинулся к галерее, откуда, сквозь своды и стены, доносились возбужденные голоса.

– Ну, скажите, разве я не хорошо все устроил? – спросил Бюсси.

– А что там происходит? – поинтересовался Сен-Люк.

– Король и герцог Анжуйский рвут друг друга на куски. Это, должно быть, прелюбопытнейшее зрелище; я мчусь туда, чтобы ничего не пропустить. А вы воспользуйтесь суматохой, но только не вздумайте бежать. Все равно это бесполезно, король вас из-под земли достанет. Лучше спрячьте сего благолепного отрока, которого я вам оставляю, куда-нибудь в безопасное место. Есть у вас потайной шалаш?

– Найдется, клянусь богом, а впрочем, если бы и не нашелся, я бы его сам построил. По счастью, я прикидываюсь больным и не выхожу из спальни.

– В таком случае прощайте, Сен-Люк. Сударыня, не забывайте меня в своих молитвах.

И Бюсси, как нельзя более довольный шуткой, которую ему удалось сыграть с Генрихом III, вышел из королевской передней и направил свои стопы в галерею, где король, багровый от гнева, убеждал герцога Анжуйского, белого от ярости, что главным зачинщиком событий прошлой ночи был Бюсси.

– Я вас заверяю, государь, – горячился герцог Анжуйский, – д’Эпернон, Шомберг, д’О, Можирон и Келюс подкарауливали его у Турнельского дворца.

– Кто вам это сказал?

– Я их сам видел, государь. Собственными глазами видел.

– В кромешной тьме, не правда ли? Ночью было темно, как в печке.

– Ну, я распознал их не по лицам.

– А тогда по чему же вы их распознали? По спинам, что ли?

– Нет, государь, по голосам.

– Они с вами говорили?

– Если бы только говорили! Они меня приняли за Бюсси и напали на меня.

– На вас?

– Да, на меня.

– А что за нелегкая вас понесла к Сент-Антуанским воротам?

– Какое это имеет значение?

– Хочу знать, и все тут. Нынче у меня разыгралось любопытство.

– Я шел к Манасесу.

– К Манасесу, к еврею!

– А вы-то небось навещаете Руджиери, отравителя.

– Я волен навещать кого вздумается. Я – король.

– Вы не отвечаете, а отмахиваетесь от ответа.

– Как бы то ни было, я повторяю: их вызвал на это Бюсси.

– Бюсси?

– Да.

– Где же?

– На балу у Сен-Люка.

– Бюсси вызвал сразу пятерых? Полноте! Бюсси – храбрец, но он не сумасшедший.

– Клянусь смертью Христовой! Вам говорят – я лично был свидетелем его поведения. И потом – Бюсси еще не на такое способен. Вы тут мне его невинным агнцем расписали, а он ранил Шомберга в ляжку, д’Эпернона в руку, а Келюса чуть не уложил на месте.

– В самом деле? – приятно удивился герцог. – А вот об этом он умолчал. При первой встрече не премину его поздравить.

– А я, – сказал король, – я никого не намерен поздравлять, но я примерно накажу этого забияку.

– Тогда я, – возразил герцог, – я, на которого ваши друзья замахиваются, не только нападая на Бюсси, но и дерзая поднять руку непосредственно на мою особу, тогда я наконец узнаю, действительно ли я ваш брат и действительно ли никто во Франции, кроме вашего величества, не имеет права смотреть мне прямо в лицо и не опустить глаза, если не из почтения, то хотя бы из страха.

В эту минуту, привлеченный громкими, срывающимися на крик голосами обоих братьев, появился Бюсси в нарядном костюме из зеленого атласа с розовыми бантами.

– Государь, – сказал он, отвесив Генриху III глубокий поклон, – позвольте засвидетельствовать вам мое нижайшее почтение.

– Клянусь богом! Вот и он! – воскликнул Генрих.

– Ваше величество, мне послышалось, что вы оказали мне высокую честь, упомянув мое имя? – спросил Бюсси.

– Да, – ответил король, – рад вас видеть, ибо что бы там мне ни говорили, но ваше лицо пышет здоровьем.

– Государь, доброе кровопускание весьма освежает кожу, и поэтому нынче вечером я должен выглядеть особенно свежим.

– Ну хорошо, если на вас напали, сеньор де Бюсси, если вас покалечили, обратитесь ко мне с жалобой, и я вас рассужу.

– Позвольте, государь, – сказал Бюсси, – на меня не нападали, меня не калечили, мне не на что жаловаться.

Генрих остолбенел от изумления и уставился на герцога Анжуйского.

– А вы что мне говорили? – спросил он.

– Я сказал, что у Бюсси сквозная рана в бедре от удара шпагой.

– Это правда, Бюсси?

– Поскольку брат вашего величества так утверждает, значит, это правда. Первый принц крови не может лгать.

– И, получив удар шпагой в бедро, вы ни на кого не жалуетесь? – сказал Генрих.

– Я стал бы жаловаться, государь, только в том случае, если бы мне отрубили правую руку, чтобы я не смог отомстить сам за себя, да и тогда, – добавил неисправимый дуэлянт, – я, по всей вероятности, рассчитался бы с обидчиком левой рукой.

– Наглец, – пробормотал Генрих.

– Государь, – обратился к нему герцог Анжуйский, – вы только что толковали о правосудии. Ну что ж, окажите нам правосудие, ничего другого мы не просим. Велите учинить расследование, назначьте судей, и пусть они определят, кто устроил засаду и кто готовил убийство.

Генрих покраснел.

– Нет, – ответил он, – я и на этот раз предпочел бы не знать, кто прав, кто виноват, и объявить всем полное помилование. Я хотел бы примирить этих заклятых врагов, но, к сожалению, Шомберга и д’Эпернона раны удерживают в постели. Впрочем, господин герцог, кто из моих друзей, по-вашему, был самым неистовым? Скажите, вам это нетрудно определить, ведь, по вашим словам, они и на вас нападали.

– По-моему, Келюс, государь, – сказал герцог Анжуйский.

– Даю слово, вы правы, – сказал Келюс. – Я не прятался за чужие спины, ваше высочество тому свидетель.

– Раз так, – провозгласил Генрих, – пускай господин де Бюсси и господин де Келюс помирятся от лица всех участников.

– О! – воскликнул Келюс. – Что это значит, государь?

– Это значит: я хочу, чтобы вы обнялись с господином де Бюсси, обнялись здесь, на моих глазах, и немедленно.

Келюс нахмурился.

– В чем дело, синьор? – прогнусавил Бюсси, повернувшись к Келюсу и размахивая руками в