Мы не можем сказать, долго ли тянулась ночь для миледи, но д'Артаньяну казалось, что он еще не провел с ней и двух часов, когда сквозь щели жалюзи забрезжил день, вскоре заливший всю спальню своим белесоватым светом.
Тогда, видя, что д'Артаньян собирается ее покинуть, миледи напомнила ему о его обещании отомстить за нее де Варду.
— Я готов, — сказал д'Артаньян, — но прежде я хотел бы убедиться в одной вещи.
— В какой же? — спросила миледи.
— В том, что вы меня любите.
— Мне кажется, я уже доказала вам это.
— Да, и я ваш телом и душой.
— Благодарю вас, мой храбрый возлюбленный! Но ведь и вы тоже докажете мне вашу любовь, как я доказала вам свою, не так ли?
— Конечно, — подтвердил д'Артаньян. — Но если вы любите меня, как говорите, то неужели вы не боитесь за меня хоть немного?
— Чего я могу бояться?
— Как — чего? Я могу быть опасно ранен, даже убит…
— Этого не может быть, — сказала миледи, — вы так мужественны и так искусно владеете шпагой.
— Скажите, разве вы не предпочли бы какое-нибудь другое средство, которое точно так же отомстило бы за вас и сделало поединок ненужным?
Миледи молча взглянула на своего любовника: белесоватый свет утренней зари придавал ее светлым глазам странное, зловещее выражение.
— Право, — сказала она, — мне кажется, что вы колеблетесь.
— Нет, я не колеблюсь, но с тех пор, как вы разлюбили этого бедного графа, мне, право, жаль его, и, по-моему, мужчина должен быть так жестоко наказан потерей вашей любви, что уже нет надобности наказывать его как-либо иначе.
— Кто вам сказал, что я любила его? — спросила миледи.
— Во всяком случае, я смею думать без чрезмерной самонадеянности, что сейчас вы любите другого, — сказал молодой человек нежным тоном, — и, повторяю вам, я сочувствую графу.
— Вы?
— Да, я.
— Но почему же именно вы?
— Потому что один я знаю…
— Что?
— …что он далеко не так виновен или, вернее, не был так виновен перед вами, как кажется.
— Объяснитесь… — сказала миледи с тревогой в голосе, — объяснитесь, потому что я, право, не понимаю, что вы хотите этим сказать.
Она взглянула на д'Артаньяна, державшего ее в объятиях, и в ее глазах появился огонек.
— Я порядочный человек, — сказал д'Артаньян, решивший покончить с этим, — и с тех пор, как ваша любовь принадлежит мне, с тех пор, как я уверен в ней… а ведь я могу быть уверен в нашей любви, не так ли?
— Да, да, конечно… Дальше!
— Так вот, я вне себя от радости, и меня тяготит одно признание.
— Признание?
— Если б я сомневался в вашей любви, я бы не сделал его, но ведь вы любите меня, моя прекрасная возлюбленная? Не правда ли, вы… вы меня любите?
— Разумеется, люблю.
— В таком случае — скажите: простили бы вы мне, если бы чрезмерная любовь заставила меня оказаться в чем-либо виноватым перед вами?
— Возможно.
Д'Артаньян хотел было приблизить свои губы к губам миледи, но она оттолкнула его.
— Признание… — сказала она, бледнея. — Что это за признание?
— У вас было в этот четверг свидание с де Вардом здесь, в этой самой комнате, не так ли?
— У меня? Нет, ничего подобного не было, — сказала миледи таким твердым тоном и с таким бесстрастным выражением лица, что, не будь у д'Артаньяна полной уверенности, он мог бы усомниться.
— Не лгите, мой прелестный ангел, — с улыбкой возразил он, — это бесполезно.
— Что все это значит? Говорите же! Вы меня убиваете!
— О, успокойтесь, по отношению ко мне вы ни в чем не виноваты, и я уже простил вас.
— Но что же дальше, дальше?