— Вы сердитесь, метр Артевелде, но что же должен делать я? — воскликнул Эдуард.

— Ваше величество, честно говоря, я мог бы рассердиться, если бы речь не шла о столь благородном деле. О, пока вы знаете меня лишь как человека, могущего дать разумный совет! Может быть, когда-нибудь вы узнаете меня как человека действия, и тогда тот, кого король Англии в шутку зовет своим приятелем, станет, наверное, уже всерьез, другом своего царственного союзника.

— Мне уже известно, метр, что вы человек осмотрительный и что мало найдется монархов, кого охраняют так же строго, как и вас.

— И кто же вам это сказал, ваше величество?

— Тот, кого вы когда-то направили королю Англии и кто вернулся в Гент вместе с Уолтером, посланником короля Эдуарда.

— Гергард Дени! — воскликнул Артевелде, невольно бледнея.

— Он самый. Старшина цеха ткачей, по-моему. А что с ним стало? — равнодушно спросил король.

— Пока, ваше величество, с ним ничего не произошло! Но одному Богу известно, что с ним станет.

— Обогатила ли его торговля?

— К сожалению, ваше величество, он занимается не торговлей, а другими делами.

— Чем же именно?

— Политикой.

— Это ваша ошибка, метр. Зачем вы назначили его послом? Ведь он был к вам привязан.

— Как собака к своей цепи, ваше величество, и все потому, что иного выхода у него не было. Но если со мной случится беда, то произойдет она по вине этого человека.

— Однако, если я хорошо помню мой разговор с ним незадолго до поездки, которую мы совершили вместе, он сказал, что вас окружают очень преданные люди и вам стоит лишь знак подать, чтобы ваших врагов не стало. Неужели он ошибался?

— Он не ошибся в отношении других, но, к несчастью, ошибся насчет себя. Сегодня у Гергарда Дени есть своя партия, он стал весьма опасен; попытаться избавиться от него означало бы почти признать его силу и в любом случае подвергнуть риску себя. Если теперь мы встречаем противодействие нашим замыслам, значит, сопротивление исходит от этого человека. Поэтому…

Казалось, Артевелде замялся, не зная, продолжать ли ему дальше.

— Поэтому? — повторил король, словно приглашая Якоба закончить мысль.

— Поэтому я хотел бы просить вас, ваше величество, не принимать его, если он здесь появится. Сюда он может прийти только с дурными целями.

Едва Жакмар произнес последние слова, как Роберт, тот самый, что сопровождал короля в первой его поездке в Гент, подошел к Эдуарду и шепнул:

— Ваше величество, причалила лодка с человеком, который просит аудиенции у вашей милости.

— И чего хочет этот человек? — спросил король.

— Он хочет, ваше величество, говорить с вами наедине.

— Он назвал себя?

— Нет, ваше величество, но я его узнал.

— И кто же это?

— Тот, с кем вы, ваше величество, ехали, когда я имел честь сопровождать вас в Гент.

— Гергард Дени, — пробормотал Эдуард. — Метр Якоб все предвидел. Роберт, — обратился король к слуге, — проводи этого человека в мою каюту и вели ему подождать.

Роберт удалился, а король подошел к Артевелде. — Ну что ж, метр, — сказал король. — Завтра мы узнаем, как нам действовать, не так ли?

— Да, ваше величество.

— Ведь вы понимаете, что я не могу всю жизнь обретаться в порту Слёйс. Я должен исполнить обет, и только вы меня задерживаете.

— Рассчитывайте на меня, государь, — ответил Артевелде, понявший по тону, каким король произнес последние слова, что ему надлежит откланяться. — Полагайтесь на меня и не доверяйте другим.

Жакмар отвесил поклон и, сойдя с палубы корабля, спустился в свою лодку, доставившую его на берег.

Король сошел на нижнюю палубу и нашел в каюте поджидавшего его Гергарда Дени.

Старшина цеха ткачей был уже не тот, что раньше: одет он по-прежнему был просто, но лицо его преобразилось. Твердая гордость стала основной чертой его физиономии, и Эдуард сразу понял, вновь увидев ткача, что тот занят делами более важными, нежели закупка шерсти; хитрость, которой наделила его природа, светилась в маленьких глазках, что смотрели увереннее и пронзительнее, чем прежде.

На лице этого человека лежало выражение мнимой честности; на нее попался бы менее тонкий политик, чем Эдуард, но она не могла обмануть короля — приятеля Артевелде. Легко было понять, что ткач обладает всеми пороками Жакмара, но не обладает умом своего соперника, чтобы их скрывать. У него была хитрость, строящая планы, но ему явно не хватало ловкости, чтобы их осуществлять. Он был хитер, но в свое время его хитрость должна была смениться грубой силой. Это, вероятно, объяснялось тем, что он был честолюбив не из-за корысти, а из подражания. Он принадлежал к тем людям, что, видя, как возвышается один из ближних, начинают ненавидеть его и жаждут возвыситься, но не вместе с ним, а вместо него. Мысль возвыситься возникает у таких людей лишь потому, что они видят, как возвышаются другие, и, вместо того, чтобы прилагать свои способности к победе своих честолюбивых стремлений, они прилагают их к уничтожению человека, мешающего им; поэтому в тот день, когда они занимают место соперника и утоляют свою ненависть, они больше не знают, что делать, становясь лишь жалкими подражателями своих предшественников.

Гергард Дени был завистником. Мы видели в начале нашего повествования, как сильно он ненавидел Артевелде. Если бы Жакмар остался простым пивоваром, Дени остался бы простым ткачом. Когда человек из народа внезапно возвышается, как Артевелде, то он, выходя из своего сословия, сразу же вызывает у тех людей, которые должны были бы его поддерживать, загадочную, упорную ненависть, что скрытно подрывает завоеванное им положение.

Гергард завидовал богатству Артевелде, как один ребенок завидует игрушке другого, желая просто разломать ее, когда она окажется у него в руках.

Впрочем, он охотно соглашался не быть эшевеном, но при условии, чтобы Артевелде тоже не занимал этот пост.

Как бы там ни было, пока Якоб оставался значительным лицом, ткач тоже представлял собой персону, и в этом качестве он нанес визит королю Эдуарду III.

Когда король оказался перед Гергард ом, тот пристально посмотрел на него и, поклонившись, сказал:

— Господин Уолтер, я счастлив снова видеть вас, ибо храню приятное воспоминание о нашей поездке и посему буду умолять вас о счастье как можно скорее поговорить с вашим милостивым сюзереном.

— Поэтому следуйте за мной, метр Гергард, — с улыбкой ответил король, — ибо я, как и вы, сохранил столь же приятное воспоминание о поездке, которую имел удовольствие совершить вместе с вами.

С этими словами король ввел гостя в каюту и, предложив ему сесть, закрыл дверь.

— Вы ведь хотели, метр, говорить с королем Англии? — спросил он. — Ну что ж, говорите, король Англии слушает вас.

Гергард невольно встал.

— Значит, Уолтер и король Эдуард Третий… — начал он.

— …одно и то же лицо, метр, что, однако, не должно мешать вам сесть, ибо король столь же хорошо, как и Уолтер, помнит о своем попутчике. Ну, метр, — продолжал король, — удалась ли вам та незаконная сделка, в совершении которой вы мне признались?

— Да, ваше величество, и я даже должен признаться, что, по-моему, ваше любезное содействие принесло мне удачу, ибо все, что я предпринимал потом, мне удавалось так же, как и та контрабанда…

— Значит, торговля идет хорошо?

— Да, государь. Но ваше величество должно быть полагает, что сюда меня привели торговые дела.