надежды. Это был не более и не менее как приказ генерала Декана, насколько он, конечно, был 'вправе отдавать приказы флоту, но он рассчитывал на свое влияние губернатора Индий, передать в командование молодому капитану «Нью-Йоркского скорохода» первое же большое судно, которое тому попадется на пути.

Губернатор узнал время, в которое «Нью-Йоркский скороход» снимается с якоря, и пообещал прийти пожелать доброго пути команде и их капитану.

Якорь должны были поднять ровно в три часа. В середине бухты Шьен-де-Плом собралась толпа зевак.

Рене не приказывал своим морякам; а попросил их всех собраться на борту к двум часам, пообещав, что проверит их состояние морскими маневрами, кдторые они должны будут выполнять четко и без задержки. Он решился на этот невиданный морской спектакль с командой, в которой каждый ходил с шестьюдесятью тысячами франков в мешке. И тем не менее все были абсолютно трезвы. Там, где бесполезен самый строгий приказ, подействует дружеское внушение.

Рене напомнил им о чести, которую оказал им губернатор, явившийся, чтобы лично попрощаться с ними. Со своей стороны экипаж, не предупредив загодя Рене, снарядил шесть буксирных шлюпок с гребцами, посадив в них знаменосцев и музыкантов.

Вскоре к судну пришвартовалась лодка губернатора, и в момент отплытия с корабля грянул салют, а затем зазвучала «Песня прощания»[64]. По знаку губернатора из форта Блан ударили шесть орудийных залпов в ответ кораблю. И вот уже корабль медленно заскользил по фарватеру, чтобы в четверти лье от острова развернуть и подставить ветру паруса. Здесь корабль наконец лег в дрейф, и к нему смогла подплыть лодка с семьей славного генерала Декана, радушно принятой на борту, а затем в сопровождении шести шлюпок с музыкантами отвалившей в сторону побережья Шьен-де- Плом.

Что же до «Нью-Йоркского скорохода», то он держал путь на юг, и вскоре его контуры съела первая дымка наступавших сумерек.

Теперь, как нам кажется, настало время посвятить нашего читателя в события, происходившие в Европе, о которых губернатор не мог рассказать Рене, поскольку, учитывая расстояния, его от них отделявшие, ничего не знал о них и сам.

Вспомним, где наше повествование оставило Наполеона.

После победы у Пирамид, за которыми последовало покорение Египта, после Маренго, когда стала послушной Италия, Германия дрожала, край его императорской мантии поддерживала Испания, а Голландия вошла во Французскую империю, Наполеон, лелея мечты об империи мировой, перевел свой взгляд на скалы Дувра. Он нисколько не сомневался в том, что человек, разгромивший при Абукире его флот, собирался и дальше расстраивать его планы у берегов Ла-Манша так же, как до этого у побережья Сирии. Этим человеком был Нельсон!

Пора представить нашему глубокомысленному и правдолюбивому читателю тот странный дар судьбы, которым стали сокрушительные победы Наполеона для человека, чьему гению именно в сражениях с ним выпало вознестись на высочайшие вершины славы.

Суть дела в том, что этому человеку нужно было жить не в какую другую, а именно в эту эпоху, чтобы выполнить его миссию, то есть стать спасителем Англии от нависшей над ней самой страшной угрозы со времен Вильгельма Завоевателя.

Поговорим о том, кем был Нельсон и какая цепь событий позволила ему занять место в современном мире, равное тому, которое занял Помпей в его противостоянии с Цезарем.

Нельсон родился 20 сентября 1758 года. В то время, к которому относится наше повествование, ему исполнилось сорок семь лет.

Он родился в Бернем-Торпе, маленькой деревушке в графстве Норфолк; его отец был пастором, а мать умерла в молодом возрасте, оставив одиннадцать детей. Его дядя, служивший на флоте, приходившийся родственником Уолполам[65], взял его с собой помощником на шестидесятичетырехпушечный корабль «Грозный». Одна из странностей, которыми изобиловал жизненный путь этого человека, состояла в том, что он нашел свою смерть от пули, пущенной с одного из французских кораблей, носившего то же имя, что и тот, на котором он пустился в свое первое плавание, и так же был вооружен шестьюдесятью четырьмя пушками.

Он начал с плавания к полюсу, и его корабль, плененный льдами, провел в них шесть месяцев[66]. В одну из прогулок вокруг зажатого льдами корабля ему повстречался белый медведь, который бросился на него. Животное душило его в своих объятиях, когда один из его товарищей, застав эту неравную борьбу, бросился на помощь; он вставил ружье в ухо медведю и выстрелил, раскроив зверю череп.

Ему довелось пересечь экватор и затеряться в лесах Перу, а когда он спал у подножия дерева, к нему подкралась ядовитая змея и укусила его. Он едва не умер, и всю жизнь носил на теле мертвенно-бледные пятна — того же цвета, какого была змея.

В Канаде он повстречал свою первую любовь и чуть было не совершил одно из самых больших безумств своей жизни.

Чтобы не расставаться с любимой, ему вздумалось уйти из капитанов фрегата. Его офицеры неожиданно набросились на него, связали, подобно злоумышленнику или умалишенному, взвалили на лошадь и доставили на корабль, тотчас отплывший, и лишь посреди безбрежного океана освободили его.

Представим, что Нельсон подал в отставку и отставку эту приняли; и представим, что Наполеон захватил Сен-Жан-д'Акр; а также Абукир, а потом и Трафальгар; наш флот не был бы сокрушен английским и победоносно сражался бы, и мы бы сейчас триумфально двигались на покорение мира, который от нас спасла одна-единственная рука этого человека.

По возвращении в Лондон он женился на юной вдове, которую звали миссис Нисбет. Он полюбил ее с силой той страсти, которою так легко и так внезапно воспламенялась его душа, и когда он вернулся в море, взял с собой ее сына от первого ее мужа.

В дни, когда Тулон был захвачен англичанами, Горацио Нельсон был капитаном «Агамемнона»; его корабль был послан в Неаполь, чтобы принести весть о захвате нашего главного военного порта королю Фердинанду и королеве Каролине.

При дворе короля его встретил сэр Уильям Гамильтон; проводив его к себе, он оставил его в гостиной и поспешил в покои своей супруги:

— Я привел вам, миледи, маленького человечка, который едва ли может похвастаться своей красотой; но либо я жестоко ошибаюсь, либо в один прекрасный день он станет благодетелем Англии и будет наводить ужас на ее недругов.

— Но как вы это определили? — спросила леди Гамильтон.

— По тем скупым словам, которыми мы обменялись. Он в гостиной, выйдите и примите его, как положено хозяйке дома, моя дорогая, — мне никогда не доводилось принимать у себя английских офицеров, но я не хочу, чтобы этот нашел себе какое-нибудь другое пристанище.

И Нельсон обосновался в английском посольстве, расположенном там, где река пересекает улицу Кьяйя.

Шел 1793 год. Нельсону — тридцать четыре года; по отзыву сэра Уильяма, мал ростом, у него бледное лицо, голубые глаза и орлиный нос, который отличает воинов и из-за которого Цезарь и Конде в профиль напоминали хищных птиц; сильно выдвинутый подбородок выдавал упрямство, граничившее с одержимостью. Что до волос и бороды, бледно-светлые, они были редкими и всегда дурно уложенными.

Нет оснований считать, что в эту первую встречу Эмма Лионна увидела внешность Нельсона иначе, чем ее супруг; но ослепительная красота жены посла сделала свое дело. Нельсон покинул Неаполь с