– Изволите шутить, ваше превосходительство, уже скоро полночь.

– Не полночь, а шесть часов утра. Откройте поскорей, не то государь будет гневаться…

– Право, не знаю, ваше превосходительство, должен ли я…

– Приказываю вам сию же минуту открыть дверь!

Камердинер повиновался. Как только дверь отворилась, заговорщики, обнажив шпаги, ринулись в покои государя. Испуганный камердинер забился в угол. Польский гусар, стоявший на часах у опочивальни Павла, встал перед дверью, требуя, чтобы заговорщики удалились. Зубов хотел оттолкнуть его, но в ту же минуту раздался выстрел, и гусар упал. Единственный защитник того, кто час тому назад повелевал пятьюдесятью тремя миллионами людей, был убит.

Выстрел разбудил Павла. Он соскочил с кровати, подбежал к потайной двери, ведшей в покои императрицы, позабыв, что три дня назад по своей подозрительности велел заделать ее. Тогда он вспомнил о подземном ходе, бросился в угол комнаты, где находилась потайная дверь, но он был бос и не мог достаточно сильно нажать на пружину – опускная дверь не поднялась. В этот же момент дверь опочивальни рухнула, и Павел едва успел спрятаться за ширмой, стоявшей перед камином.

Беннигсен и Зубов первыми ворвались к императору. Подбежав к его кровати и найдя ее пустой, Зубов воскликнул:

– Все погибло, он бежал!

– Нет, – сказал Беннигсен, – вот он.

– Пален, – крикнул император. – На помощь, Пален!

– Ваше величество, – сказал Беннигсен, подходя к Павлу и салютуя ему шпагой, – вы напрасно зовете Палена: он наш. Но не извольте беспокоиться: жизни вашей ничто не угрожает. От имени императора Александра арестую вас.

– Кто вы? – крикнул император, не узнав при слабом, дрожащем свете ночника тех, кто с ним говорил.

– Кто мы? – повторил Зубов, протягивая ему акт об отречении от престола. – Мы посланы сенатом, прочти эту бумагу и сам решай свою судьбу.

Одной рукой Зубов протянул Павлу бумагу, а другой поднес ночник, чтобы он мог прочесть ее. Павел взял бумагу, пробежал ее глазами, но, так и не дочитав до конца, поднял голову и, глядя на заговорщиков, спросил:

– Боже правый! Что я вам сделал? Почему вы так поступаете со мной?

– Четыре года ты нас мучаешь и тиранишь! – крикнул в ответ чей-то голос.

Павел продолжал чтение, и мало-помалу его возбуждение росло и гнев увеличивался. И он, забыв, что одинок, гол и безоружен, что перед ним стоят люди со шпагами в руках, скомкал акт об отречении и бросил его на пол.

– Никогда, – закричал он, – никогда я этой бумаги не подпишу! Лучше умру!

И он сделал движение, чтобы схватить свою шпагу, лежавшую на кресле в нескольких шагах от него.

В этот момент в комнату ворвался второй отряд заговорщиков, состоявший большею частью из разжалованных и подвергнутых наказанию офицеров во главе с князем Яшвилем, который поклялся отомстить Павлу за нанесенное им оскорбление.

Он кинулся на Павла, и между ними завязалась борьба, во время которой оба упали на пол, опрокинув ночник и ширмы. Павел дико вскрикнул, ибо ударился головой о выступ камина и получил глубокую рану. Испугавшись, что крик этот будет услышан во дворце, князь Вяземский принялся душить Павла.

Все это произошло в полной темноте. Наконец Павел вырвался из рук заговорщиков и стал умолять их по-французски:

– Господа, ради бога, пощадите! Дайте помолиться Бо…

Слова эти тут же замерли, потому что один из заговорщиков обвил вокруг шеи Павла свой шарф и затянул его. Тот захрипел, но скоро хрип его прекратился. Тело судорожно вздрогнуло, и, когда Беннигсен снова зажег ночник, Павел был уже мертв.

На голове его зияла рана, полученная при ударе о край камина, но заговорщиков это нисколько не тревожило: было решено объявить, что император скончался от апоплексического удара и что он рану эту получил при падении.

В этот момент за дверью потайного хода послышался шорох. Это была императрица, услышавшая шум и крики, доносившиеся из покоев императора. Заговорщики сперва испугались, но, узнав ее голос, успокоились. Впрочем, дверь из ее половины на половину Павла была закрыта, и они свободно могли окончить начатое дело.

Беннигсен наклонился над Павлом и, убедившись, что он в самом деле мертв, велел положить его на кровать. Только в эту минуту в комнате появился Пален с обнаженной шпагой в руке. Верный своей двойственной роли, он выжидал, чтобы все было окончено, и только тогда примкнул к заговорщикам. Увидев труп Павла, на который Беннигсен набросил одеяло, он побледнел, прислонился к двери, опустив шпагу.

– Пора, господа, – сказал Беннигсен, единственный из заговорщиков, сохранивший полное самообладание, – необходимо присягнуть новому императору.

– Да, да, – раздались со всех сторон голоса.

– Да здравствует Александр!

И заговорщики поспешили оставить комнату, в которой только что разыгралась эта трагедия.

В это время императрица Мария Федоровна, видя, что она не может проникнуть в покои императора через потайной ход, вернулась назад, чтобы другим ходом добраться до половины мужа. В одной из зал она встретила поручика Семеновского полка Петровского с тридцатью солдатами. Выполняя полученный приказ, Петровский преградил ей дорогу.

– Простите, сударыня, – произнес он, – дальше я не могу вас пропустить.

– Разве вы не узнаете меня? – спросила императрица.

– Узнаю, сударыня, но именно вас мне приказано не пропускать.

– Кто приказал?

– Мой полковой командир.

– И вы осмелились выполнить такой приказ?

Императрица повернулась в сторону солдат, но те ружьями преградили ей дорогу.

В эту минуту в залу вошли заговорщики во главе с Беннигсеном, крича: «Да здравствует император Александр!» Увидев императрицу, Беннигсен направился к ней. Мария Федоровна сделала ему знак подойти и приказать солдатам, чтобы те пропустили ее к императору.

– Сударыня, – сказал Беннигсен, – все кончено. Императора Павла нет в живых.

При этих словах императрица вскрикнула и опустилась в кресло. Услышав этот крик, обе великие княжны, Мария и Екатерина Павловны, поспешили к матери на помощь. Императрица слабым голосом попросила воды. Какой-то солдат принес полный стакан воды, но Мария Павловна не решилась дать матери напиться из страха, что вода отравлена. Тогда догадливый солдат отпил половину и, передавая стакан великой княжне, сказал:

– Ее величество смело может пить эту воду.

Оставив императрицу и великих княжен, Беннигсен направился к Александру. Его комнаты находились над покоями императора Павла, и он должен был слышать все, что произошло внизу: выстрел, крики, падение и стоны умирающего. Он попытался выйти, чтобы оказать помощь отцу, но стража, стоявшая у дверей, не выпустила его. Все меры предосторожности были приняты: он был пленником и ничего не мог предпринять.

Сопровождаемый несколькими заговорщиками, Беннигсен вошел в покои Александра. Крики «Да здравствует император Александр!» дали ему знать, что все кончено и уже нет сомнения в том, какой ценой достался ему престол. Увидев Палена, он сказал:

– Ах, Пален, как ужасна начальная страница моего царствования!

– Ваше величество, – отвечал Пален, – последующие страницы заставят позабыть эту первую страницу.

– Но поймите же, – воскликнул Александр, – в народе станут говорить, что я убийца отца!