— Пора кончать! — воскликнул он.

— Совершенно с вами согласен, — заметил наш герой. — Не желаю ничего другого, ибо я голоден до безумия.

Сделав ложный выпад, который его противник парировал круговым движением, он подцепил шпагу парижанина и резким движением отбросил ее в дальний конец комнаты.

— Прикончите меня на месте, раз вы меня обезоружили! — взвизгнул маленький человечек вне себя от стыда, гнева и унижения.

Но сын Портоса спокойно вложил свою шпагу в ножны.

— Видите ли, — промолвил он, — если бы я убил вас, то мы не смогли бы вместе пообедать. — Отойдя в угол, Жоэль подобрал упавшую шпагу и с поклоном возвратил ее владельцу. — Надеюсь, вы не откажетесь от трапезы, за которую так храбро сражались?

На подобное добродушие невозможно было сердиться.

— Эй, трактирщик, накрывайте стол на двоих или на троих — на всех, кто хочет! Приглашаю вас присоединиться ко мне и нашему герою!

Дрожащий и побагровевший Фрике еще не пришел в себя после поражения. Но побежденный благородством противника, он шагнул к нему и взволнованно произнес:

— Сударь, я был неправ. Я вел себя, как последний грубиян, затеяв с вами эту ссору. Во всем виноват мой карликовый рост, который постоянно причиняет мне беспокойство. Видит Бог, я хотел бы вырасти только для того, чтобы избавиться от проклятой вспыльчивости. Я стыжусь своего поведения, так как, будучи парижанином, обязан быть самым цивилизованным существом на свете, а кроме того, мне стыдно перед вами — вне всякого сомнения, истинным дворянином. Согласитесь ли вы предать все забвению и стать моим другом?

— С величайшим удовольствием, — ответил Жоэль, подражая манере разговора Фрике. — Вот вам моя рука — будем друзьями на всю жизнь, покуда смерть не разлучит нас. Теперь давайте устремим наши помыслы к пище, — весело добавил он, — ибо фехтование в четырех стенах чудесным образом возбуждает аппетит. Выпьем за продолжение нашего знакомства.

Мэтр Бонларрон огляделся вокруг.

— Чтоб ему пусто было! — воскликнул он. — Что стало с моим слугой? Думаю, что этот король трусов свалился в обморок.

— Я здесь, хозяин, — послышался жалобный голос из-под стола, где нашел укрытие достойный Бистоке.

Бросив на слугу презрительный взгляд, ветеран велел ему накрывать на стол.

— Хотя, по-моему, — добавил он, — ты недостоин прислуживать за столом, где оказали честь занять места двое таких доблестных шевалье.

Вскоре гости приступили к баранине. Она оказалась предельно жесткой, но даже кожа не смогла бы противостоять зубам проголодавшихся путешественников. Кроме того, вино в «Трубаче» было превосходным, и к тому времени, когда дело дошло до десерта, все четверо — ибо напитки заставили их проявить снисходительность даже к слуге — дружно веселились. Отставной сержант рассказывал истории о лагере, походах и сражениях, слуга исполнил песню собственного сочинения, а новые друзья болтали о своих надеждах и мечтах.

Фрике, кого мы оставили хористом в соборе и буфетчиком в таверне, то есть причудливо сочетавшим служение Богу и Бахусу,[32] и в самом деле довелось много постранствовать. В конце концов, взятый под опеку господином Кольбером дю Терроном, верховным сенешалем Ларошели, он приобрел некоторые познания в морском и военном деле. Он изобрел конструкцию, увеличивающую скорость кораблей, и еще кое-какие «искусные приспособления», как говорили люди, убедившие сенешаля послать парижанина в его родной город посмотреть, оправдает ли он поговорку о пророках в своем отечестве.

В свою очередь, сельский дворянин, ставший столь же общительным под воздействием доброго вина, поведал о событиях, предшествующих его появлению на свет, о своей юности и о том, что привело его в столицу. Внимательно слушавшего Фрике заинтересовали имена Портоса и его трех товарищей по оружию, служившие юноше ориентирами в его поисках.

— Постойте! — воскликнул он. — По крайней мере, одного из них я знаю.

— Неужели? Кого же именно?

— Капитана д'Артаньяна!

— Капитана?

— Капитана, командовавшего двумя ротами красных и черных мушкетеров.[33] Я был мальчишкой, когда видел его, но мальчишки не забывают тех, кто дерет их за уши и дает им деньги. Честное слово, господин д'Артаньян как-то обещал отрезать мне уши — и сделал бы это, потому что я ехал на лошади, украденной у его друга, — а также дал мне пинок, который я навсегда сохраню в памяти. Какой боец — вы бы видели его в тот день, когда арестовали парламентского советника Бруселя — тогда поднялся такой мятеж, какого мы никогда не увидим в наши вырождающиеся дни, — трещал без умолку Фрике, потирая руки с воинственным ликованием, разделяемым ухмылявшимся трактирщиком. — Кирпичи и колпаки от дымовых труб летали, словно снежинки, горожане взялись за оружие, а господин д'Артаньян смотрел в лица двух тысяч орущих и буйных людей спокойно, словно каменная статуя у собора! Да, он был одним из тех рыцарей, о которых мы читали в книгах! А как только толпа увидела, что приближается его эскадрон, она растаяла, как снег! «Оружие наизготовку! Целься!» — скомандовал капитан, но прежде, чем он успел сказать «Огонь!», народ разбежался во все стороны, а Брусель был быстренько препровожден в Бастилию. Поистине, господин д'Артаньян был храбрейшим из храбрых и в то же время величайшим хитрецом на свете, как подобает истинному гасконцу. Если бы он пожелал, то стал бы властелином мира!

— В самом деле?

— Мой хозяин — причетник в соборе Богоматери — был в услужении у друга капитана д'Артаньяна, возможно, также одного из тех, кого вы упомянули. Так вот, мой хозяин Базен, пробуя вино, которое присылали из нашей таверны для священных сосудов, обычно пускался в болтовню о величайших воинских подвигах, совершенных д'Артаньяном и его друзьями в прошлое царствование, когда они одержали верх над знаменитым кардиналом Ришелье! Кардинала Мазарини, этого итальянского вора, они тоже поставили на место! Так что, если тот дворянин, кого вы разыскиваете был другом капитана д'Артаньяна, ручаюсь, он стоит того, чтобы его искать.

— Что же стало с этим капитаном? — спросил Жоэль, испытывая облегчение человека, который, опасаясь, что гоняется за иллюзией, нашел наконец нечто материальное.

Фрике покачал головой печалясь, что ему приходится разочаровывать нового друга.

— Тут я ничем не могу вам помочь, ибо вскоре превратился в перекати-поле, в то время, как если бы я стал продвигаться по службе в соборе или таверне, то сделался бы причетником, невзирая на неказистую внешность, или хозяином гостиницы, как мой достойный сосед за этим столом. А теперь я знаю о том, кто возглавляет парижскую церковь или королевскую гвардию не более, чем вы.

— На меня вы можете тоже не рассчитывать, — заметил Бонларрон. — Поскольку его величество оскорбляет свою столицу, живя во дворце за ее пределами, я ничего не знаю о дворе и гарнизоне. Возможно, капитан д'Артаньян ушел в отставку или умер, хотя у нас, старых солдат, душа не так легко расстается с телом.

— Можно легко навести справки, — посоветовал Фрике.

— Где? — энергично осведомился бретонец.

— В мушкетерских казармах, разумеется. Многие из служивших в то время еще не ушли на покой, и если они не помнят своих старых командиров, то их место в пекле!

— Вы правы, друг мой. Теперь мне нужно узнать, где находятся мушкетеры.

— Это не составит труда, — заявил трактирщик. — Так как мушкетеры входят в королевскую гвардию, то они должны были последовать за королем во Фландрию.

— Да, но кампания окончена, — возразил Фрике. — Я слышал, что его величество вернулся в Лилль, так что поиски следует начать там.

— Одну минуту, — остановил его мэтр Бонларрон. — Вам незачем ехать так далеко, ибо не все мушкетеры отправились туда. Один отряд остается в Сен-Жермене охранять королеву. Я в этом уверен, так как встретил на днях виконта де Брежи, одного из моих завсегдатаев — он капрал эскадрона мушкетеров, оставшегося здесь.

— Вы думаете, он должен что-нибудь знать о капитане д'Артаньяне?

— Было бы весьма странным, если бы он не знал. Состоя в мушкетерах лет тридцать, Брежи наверняка служил под началом капитана.

— Тридцать лет в армии — и все еще не уволен? — воскликнул парижанин. — По-моему, ему теперь более пристало носить костыль, нежели мушкет.

— Господин Фрике, — с отеческой улыбкой ответил хозяин, — я убедился, что храбрости вам не занимать. Вы станете грозным фехтовальщиком, когда умерите вашу горячность и подзайметесь теорией. И тем не менее, хотя молодость на вашей стороне, я бы не советовал вам ссориться с господином де Брежи, так как не знаю столь же крепкой руки, если не считать вашего соседа за этим столом. Да, мушкетеры всегда славились тем, что имели в своих полках лучших фехтовальщиков!

— Что, еще один колосс? — фыркнул неисправимый парижанин. — Хотел бы я померяться силами с этим армейским Мафусаилом![34] Во всяком случае, блестящее мастерство фехтования не слишком-то продвинуло его по службе.

— Тут вы попали в точку. Ему бы уже следовало быть полковником или генерал-майором, но он уж больно любит выпить, поиграть в кости и поволочиться за женщинами, а это прямая дорога к погибели, как вы, сударь, знаете лучше меня, так как пели в церковном хоре. Все же виконт — настоящий дворянин: занимает деньги с таким высокомерным видом, словно делает одолжение, перепивает за столом самые крепкие головы и дерется до тех пор, пока от его шпаги останется хоть клочок стали. Я знаю десять случаев, когда он выходил на поле чести, и всегда его противник оказывался поверженным.

— Ура мушкетерам! — недовольно произнес Фрике. — Однако многим не везет с нечетными числами, так что одиннадцатый или тринадцатый противник может уложить вашего виконта.

— Завтра я отправлюсь в Сен-Жермен, — заявил Жоэль.

— Разумеется, — согласился Фрике, — а пока что давайте поделим комнату наверху, в которой, очевидно, можно постелить две постели, как мы только что поделили барашка. — Он постучал по столу своим бокалом. — Еще вина, хозяин, а потом все на отдых! Завтра я рано должен быть у министра, и пусть кто-нибудь из писцов только попробует посмеяться надо мной! — Горделиво приосанившись, он добавил: — Когда я ношу мундир, это делает меня на несколько дюймов выше, и никто не откажет мне в уважении, которого я заслуживаю.

— За сколько времени можно добраться до Сен-Жермена? — спросил бретонец.

— Самое большее — за два часа на хорошей почтовой лошади, которую вы можете нанять, — ответил хозяин таверны.

— Отлично, — сказал наш герой, помня о мадемуазель дю Трамбле. — Тогда я смогу вернуться к вечерне.

Жаркое июльское солнце раскаляло камни мостовой, становившиеся ужасом для пешеходов и радостью для кузнецов, которые подковывали лошадей в славном городе Сен-Жермене. Перед воротами старого замка расхаживали два мушкетера, держа на плечах оружие, давшее название их полку, в то время, как еще двое, свободные от службы, сидели на краю рва, свесив вниз ноги и болтающиеся шпаги. Другое время — другие имена: среди них не было дю Верже, де Бельера и тому подобных знакомых нам персонажей. Стоявших на посту звали де Гас и д'Эрикур, а отдыхающих — де Шампаньяк и д'Эскриво.

Следуя испанскому обычаю, королева Мария-Терезия устроила себе сиесту, и двор последовал ее примеру. Поэтому часовые у ворот и их товарищи у рва зевали, рискуя вывихнуть челюсти, когда один из отдыхающих мушкетеров подтолкнул другого и сказал:

— Эскриво, посмотри-ка на теннисную площадку — как тебе нравится эта странная фигура?

— Настоящий живой бретонец, только что из деревни, — ответил второй мушкетер, глядя в указанном направлении. — Здоровый парень, ей-богу! Должно быть, дьявольски крепкий, если рискнул в такую жару притащиться в Сен-Жермен и не сгорел дотла!