процесса.

Шерер вышел из затруднительного положения, отправив Шампионне путешествовать, вместо того чтобы предать суду. Он послал его из Милана в Модену, из Модены вернул в Милан и, наконец, из Милана в Турин, где его заключили в крепость.

Итак, Шампионне стал узником туринской цитадели; однажды утром он увидел, что вся дорога, которая вела из Италии во Францию, насколько хватало глаз, была забита пешеходами, повозками, фургонами: это отступала французская армия, побежденная скорее неспособностью Шерера, чем талантом Края и мужеством Суворова…

Арьергард французской победоносной армии, ставший авангардом разбитого воинства, в основном состоял из поставщиков, гражданских комиссаров и прочих финансовых деятелей; гонимые австрийцами и русскими, они возвращались во Францию подобно стае хищных птиц, торопливо уносящих свою добычу, спеша пересечь границу, чтобы укрыть награбленное в надежном месте.

Шампионне был отомщен. Увы, справедливость восторжествовала, но ее торжество стало позором Франции. Все эти мерзавцы бежали потому, что Франция была побеждена. Нравственная боль, терзавшая генерала, становилась еще острее при горестном зрелище несчастных солдат, которые босиком, в отрепьях, сопровождали свое собственное добро, украденное у них.

На глазах Шампионне постыдно бежали те самые солдаты, кого он вел к победе; он видел раздетыми и босыми тех, кого он одел, умирающими от голода — тех, кого накормил, сиротами — тех, кому он был отцом.

Это были ветераны его армии, армии Самбры-и-Мёзы!

Когда они узнавали, что тот, кто был их генералом, содержится теперь под стражей как узник, они хотели было разбить двери тюрьмы и под его командованием снова идти в наступление. Ведь эта армия, революционная, сознавала то, чего не понимали армии деспотов: причина поражения не столько в мужестве и достоинствах вражеских генералов, сколько в неопытности собственных военачальников.

Шампионне отказался возглавить своих ветеранов как командир, но взял ружье, готовый сражаться как волонтёр.

К счастью, его защитник помешал ему в этом.

— Что подумает ваш друг Жубер, когда он узнает, что вы сделали? — сказал он. — Ведь он подал в отставку потому, что у вас отобрали шпагу. Если вы допустите, чтобы вас убили без суда, станут говорить, будто вы искали смерти потому, что были виновны.

Такой довод убедил Шампионне.

Спустя несколько дней отступление французов, когда они должны были покинуть Турин, вынудило генерала Моро, сменившего Шерера на посту главнокомандующего Итальянской армией, отправить Шампионне в Гренобль.

Это была почти его родина.

По странной игре случая, спутниками Шампионне оказались генерал Макк, — тот самый, кто отдал ему в Казерте шпагу, которую главнокомандующий не пожелал принять, и папа Пий VI — революция послала его умирать в Баланс. Именно в Гренобле должен был состояться суд.

Перед трибуной Совета пятисот Мари Жозеф Шенье вскричал: «Вы привлекли к военному суду Шампионне несомненно для того, чтобы заставить его публично покаяться, что он сбросил последний трон Италии!»

Первым, кого военный суд вызвал как свидетеля, был Вильнёв, адъютант Шампионне.

Он твердым шагом подошел к председателю трибунала и, отвесив почтительный поклон подсудимому, сказал:

— Почему вы не призовете вместе со мною всех товарищей его побед? Их свидетельские показания будут так же единодушны, как и их возмущение. Вспомните слова прославленного историка: «Несправедливая власть может причинить зло честному человеку, но ей не дано его обесчестить».

Пока длился процесс Шампионне, наступил день 30 прериаля, когда из состава Директории были изгнаны Трейяр, Ларевельер-Лепо и Мерлен; их места заняли Гойе, Роже Дюко и генерал Мулен.

Камбасерес получил портфель министра юстиции, Франсуа де Нёвшато — министра внутренних дел, Бернадот был назначен военным министром.

Придя к власти, Бернадот тотчас же дал приказ прекратить, как постыдный и антинациональный, процесс Шампионне, его товарища по оружию в армии Самбры-и-Мёзы, и написал ему следующее письмо:

«Мой дорогой друг,

исполнительная Директория декретом 17 числа сего месяца назначает Вас главнокомандующим Альпийской армией. Тридцать тысяч человек с нетерпением ждут возможности снова пойти в наступление под Вашим командованием. Две недели Вы содержались под арестом. 30 прериаля Вы освобождены. Общественное мнение обвиняет сегодня ваших притеснителей; итак, Ваше дело становится делом общенациональным — можно ли желать более счастливого исхода?

Иные в ошибках Революции видят повод обвинять Республику; для таких людей, как Вы, несправедливость — причина еще большей любви к отечеству. Вас хотели наказать за то, что Вы опрокидывали троны; Вы отомстите, сбрасывая троны, которые еще будут грозить форме нашего правления.

Итак, в путь, сударь! Покройте новыми лаврами следы Ваших оков. Сотрите, нет, лучше сохраните эти почетные знаки: небесполезно во имя свободы непрестанно иметь перед глазами следы деспотизма.

Обнимаю Вас, потому что люблю.

Бернадот».

Шампионне принял командование Альпийской армией. Но злая фортуна Франции успела взять верх над удачей бастарда. Жубер, посвятивший своей молодой жене драгоценные две недели, которые он должен был отдать своей армии, проиграл сражение при Нови и дал убить себя.

Менее удачливый, чем его друг, Шампионне, проиграв сражение при Фоссано, не сумел, как Жубер, пасть на поле боя, тяжело заболел и умер, восклицая:

— Счастливец Жубер!

Свой последний вздох знаменитый генерал испустил в Антибе. Его прах покоится в Квадратном форте. В ящиках его письменного стола не нашли даже ста франков, и его штаб оплатил расходы по похоронам.

Шестнадцатого марта, в тот самый час, когда Шампионне, опираясь на руку Сальвато, вышел из дворца, чтобы покинуть Неаполь, кардинал Руффо, приехав в небольшую общину Борджа, встретил там депутацию от города Катандзаро, только что туда прибывшую.

Она состояла из председателя rota (суда) дона Винченцо Петроли, кавалера дона Антонио Перричиоли, адвоката Саверио Ладари, дона Антонио Греко и дона Алессандро Нава.

Саверио Ладари, как адвокат, взял слово и, вопреки обычаям своего звания, просто и ясно изложил кардиналу следующие факты.

Хотя роялисты уничтожили, обратили в бегство или арестовали почти всех, кто подозревался в принадлежности к партии республиканцев, в городе Катандзаро, охваченном отчаянием, торжествует ужасающая анархия, не прекращаются убийства, грабежи и кровавая месть.

Поэтому от имени всех честных людей в Катандзаро кардинала умоляли как можно скорее прийти на помощь несчастному городу.

Положение действительно должно было быть очень серьезным, если роялисты просили помощи против людей своей же партии.

Правда, некоторые члены депутации, посланной от Катандзаро к кардиналу, принимали участие в демократических комитетах, и среди них председатель rota Винченцо Петроли, который, будучи членом временного правительства, был одним из тех, кто назначил награду за голову кардинала и голову советника ди Фъоре.

Кардинал, казалось, ничего обо всем этом не знал: ему было важно, чтобы перед ним отворялись ворота городов, кем бы ни были те, кто их отворял. Поэтому, чтобы как можно скорее оказать городу помощь, он спросил, кто является в Катандзаро главным вожаком.

Ему ответили, что всем там заправляет некий дон Франческо Де Джильо.