— Откуда же?..
— Одни люди тратят то, что у них есть, другие — чего нет, — съязвил цирюльник.
— Не надо говорить гадости о несчастном школьном учителе только потому, что он бреется сам, а не ходит к тебе!
— Тогда уж пусть это делает как следует! А то три недели назад у него на подбородке был порез в полдюйма.
— Послушай, это его подбородок, и он может делать с ним все что хочет, — парировал мальчишка, закадычный друг Баболена. — Никто не может ему указывать: пусть хоть душистый горошек там выращивает — это его право!
— А, я вижу желтый фиакр, — заметил аббат.
— Еще бы вы его не видели! — отозвался мальчуган. — Он похож на скелет кита в Ботаническом саду, только раскрашен поярче.
— Идемте скорее, господин кюре, — заторопил его Баболен, уже исполнивший поручение, — там ждут только вас…
— Идемте! — сказал кюре. — Если ждут только меня, я готов.
Достойный пастырь собрался с силами и через несколько минут уже стоял рядом с желтым фиакром, против входной двери.
«А Париж, оказывается, еще больше, чем Ла-Буй и даже Руан!» — подумал старик.
Жюстен и Мина ждали его на пороге.
Завидев красивую пару, священник остановился и улыбнулся.
— Ах, Господи, ты в самом деле создал их друг для друга! — сказал он.
Мина подбежала и бросилась ему на шею, как в те времена, когда славный священник заходил к мамаше Буавен и когда Мине было всего восемь лет.
Кюре обнял Мину, потом отстранился, чтобы получше ее рассмотреть.
Он ни за что не узнал бы в прелестной девушке, готовой вот-вот стать женщиной, маленькую девочку, которую шесть лет назад отправил в Париж в белом платьице с голубым пояском и в голубых башмачках. Но ее нежную ласку он узнал сразу.
Оставалось еще несколько минут до того, как надо было отправляться в церковь.
— Входите, входите, господин кюре! — в один голос пригласили Жюстен и Мина.
Кюре поднялся в дом. Его ввели в комнату молодоженов, где находились матушка Корби, сестрица Селеста, г-жа Демаре, мадемуазель Сюзанна де Вальженез и старый учитель.
— Это наш дорогой кюре из Ла-Буя, матушка, — проговорила Мина. — Позвольте вам представить господина аббата Дюкорне, сударыня, — обратилась она к хозяйке пансиона.
— Да, да, — подхватил улыбающийся аббат. — И он принес своей питомице приданое!
— Приданое?!
— Ну да! Вообразите: три дня тому назад получаю я заказное письмо со штемпелем на немецком языке, а в нем — вексель на десять тысяч восемьсот франков, адресованный банкирскому дому господ Леклера и Луи в Руане.
— И что же? — дрогнувшим голосом спросил Жюстен.
— Погодите, я расскажу все по порядку. Сначала я развернул вексель, потому я вам прежде всего о нем и говорю.
— Да, мы слушаем.
Госпожа Корби заметно побледнела.
Другие, хоть и заинтересовались рассказом священника, но пока не понимали — в том числе и Мина — того, о чем Жюстен и его мать начинали догадываться.
— К векселю, — продолжал кюре, — было приложено письмо.
— Письмо? — прошептал Жюстен.
— Письмо? — повторила г-жа Корби.
— Ах! Письмо! — подхватил старый учитель, взволнованный не меньше Жюстена и его матери.
— Да, вот это письмо.
Аббат развернул письмо с иностранным штемпелем й прочел:
При последних словах Мина радостно захлопала в ладоши и воскликнула:
— О, какое счастье, Жюстен! Папа жив!
Жюстен не сводил взгляда с матери и, видя, что она смертельно побледнела, вскрикнул:
— Матушка! Матушка!
Слепая поднялась и пошла к сыну, вытянув руки вперед. Она шла на его голос.
— Ты понимаешь, сынок, правда? — твердо проговорила она. — Понимаешь?..
Жюстен не отвечал, он залился слезами. Мина смотрела на эту странную сцену и ничего не могла понять.
— Что с вами, матушка Корби? — спросила она — Что с тобой, Жюстен?
— Ты понимаешь, дорогое мое, несчастное мое дитя, — продолжала мать, — понимаешь, что ты мог жениться на Мине, пока она была бедной сиротой…
— Боже мой! — вскрикнула Мина, начиная догадываться.
— Но ты понимаешь также, что не можешь жениться на Мине, когда она стала богатой и зависит от воли отца.
— Матушка! Матушка! — закричал Жюстен. — Сжальтесь надо мной!
— Это было бы хуже воровства, сын мой! — воздев руки, сказала слепая, словно призывая Бога на помощь. — И если ты сомневаешься, спроси у порядочных людей, а я надеюсь, что здесь собрались порядочные люди. Жюстен бросился к ее ногам.
— Да, ты меня понял, — продолжала слепая, — потому что встал на колени!
Она простерла над ним руки и, откинув голову назад, словно могла видеть небо, произнесла:
— Сын мой! Благословляю тебя на страдание, как благословила на счастье; надеюсь, что останусь для тебя любимой матерью в дни невзгод, как была ею в дни благоденствия.
— О матушка! Матушка! — вскричал Жюстен. — Ваша поддержка, ваше мужество будут мне подмогой, и я последую вашему указанию! Но без вас… О, без вас я совершил бы бесчестный поступок!
— Хорошо, сынок! Обними меня, Селеста. Селеста подошла ближе.
— Помоги мне добраться до кресла, дочка, — шепнула она ей. — Я чувствую, что силы оставляют меня.
— Да что случилось, Боже мой! Что же случилось? — недоумевала Мина.
— Случилось… случилось то, Мина, — проговорил Жюстен сквозь слезы, — что, до тех пор пока твой отец не даст согласия, а он, возможно, никогда не согласится на наш брак, мы можем быть друг для друга только братом и сестрой.
Мина вскрикнула.
— О! — возразила она. — С какой стати отец, бросивший меня шестнадцать лет назад, теперь предъявляет на меня права? Пусть оставит себе эти деньги, мне — мое счастье! Пусть оставит мне моего милого Жюстена! Не как брата, да простит меня Господь, как супруга! Жюстен… О! О Жюстен, Жюстен, любимый мой! Ко мне, ко мне!… Не оставляй меня!
Жалобно вскрикнув, Мина упала без чувств на руки Жюстена.
