покупать Жювиньи.
Я спросил нотариуса, как зовут покупателя.
Однако священник не назвал своего имени.
Тогда я осведомился, как выглядел посетитель. Это был мужчина лет пятидесяти пяти-пятидесяти шести, небольшого роста, с маленькими зелеными глазами, острым носом и тонкими губами. Его жидкие прилизанные волосы сохранили свой темный цвет, хотя ему уже перевалило за полвека. Священник хорошо знал здешние места — следовательно, он не мог быть приезжим. Казалось, он был сильно раздосадован тем, что опоздал, и осведомился, как зовут нового владельца Жювиньи. Услышав ответ на свой вопрос, священник дважды повторил: «Макс де Вилье!», словно стараясь запомнить имя, которое ничего ему не говорило, а затем ушел.
Когда я заплатил сто десять тысяч франков и расходы по оформлению сделки, мне вручили ключи от дома.
Я спросил, кто мог бы показать мое новое имение, и мне посоветовали обратиться к пожилой женщине по имени Жозефина Готье, проживавшей в небольшой хижине у ворот парка.
Она была единственным сторожем поместья, с тех пор как четыре года тому назад Эдмея вышла замуж за г-на де Шамбле и уехала.
Я нанял экипаж в Алансоне и велел отвезти меня в деревню Жювиньи.
Поместье было расположено в четверти льё от нее.
Я прибыл туда около трех часов пополудни.
При входе в парк я увидел простую женщину, которая пряла у дверей своей хижины.
— Не вы ли Жозефина Готье? — спросил я. Женщина подняла голову и посмотрела на меня.
— Да, сударь, — ответила она, — к вашим услугам, если смогу вам в чем-то помочь.
— Очень даже можете, голубушка, — сказал я, спрыгнув из коляски на землю, — я новый владелец дома и усадьбы Жювиньи.
— Вы? — вскричала она. — Не может быть!
— Почему же?
— Да ведь хозяин приезжал дней пять-шесть тому назад. Это маленький высохший старичок, показавшийся мне скопидомом, а вот вы…
— Я скорее похож на человека, который швыряет деньги на ветер, а не копит их, не так ли?
— О! Сударь, я имела в виду другое.
— Если бы вы даже произнесли это, матушка, я бы не обиделся, потому что это неправда. Я скажу, чтобы вам было спокойнее на душе, что маленький высохший старичок, похожий на скопидома, действительно купил поместье Жювиньи и приезжал сюда, но я выкупил у него имение, дав двадцать тысяч франков сверху, и теперь тоже приехал взглянуть на свои владения. В любом случае, любезная, если вам неприятно меня сопровождать, я осмотрю все сам, ведь метр Деброс передал мне ключи.
— Неприятно вас сопровождать, сударь? Напротив, я рада, что имение моей бедной крошки досталось вам, а не тому старому скряге.
— Простите, голубушка, кого вы называете бедной крошкой?
— Мою бедную маленькую Эдмею, кого же еще!
— А вы, случайно, не кормилица госпожи де Шамбле?
— Да, сударь, и не только кормилица, но и воспитательница.
— Значит, вы мать Зои?
— Вы сказали «мать Зои»? — удивилась женщина.
— Нет, я ничего не сказал.
— Ну да, сударь… Хотите, я угадаю, кто вы такой?
— О! Я ручаюсь, что вам это не удастся, голубушка.
— Я не угадаю? — воскликнула она, приближаясь ко мне. — Я не угадаю?
— Нет.
— Так вот, вы господин Максимильен де Вилье, слышите?
Признаться, я был просто ошеломлен.
— Право, любезная, — произнес я, — не вижу смысла от вас таиться; к тому же, если я попрошу не говорить об этом никому, вы это сделаете, не так ли?
— О! Все, что вам будет угодно, сударь.
— Вы правы: я Максимильен де Вилье, но откуда вам это известно? Женщина достала из-за своего шейного платка письмо.
— Вам знаком этот почерк? — спросила она.
— Почерк госпожи де Шамбле!
— Да, он самый.
— Ну, и о чем же говорится в этом письме?
— О! Читайте, сударь, читайте! Я развернул письмо и прочел:
Я посмотрел на старушку.
— Это правда? — сказала она.
— Да, это так, матушка, — ответил я со слезами на глазах.
Затем, после недолгого колебания, я спросил:
— Не могли бы вы продать мне это письмо?
— Нет, ни за какие деньги, — ответила Жозефина, — но я хочу вам его отдать.
— Спасибо, спасибо, матушка! — вскричал я.
Не раздумывая, я живо поднес письмо к своим губам и поцеловал его.
— Ах! — воскликнула Жозефина. — Так вы ее любите!
— Я? Вы с ума сошли, голубушка! Я встречался с госпожой де Шамбле только раз в жизни.
— Эх, сударь, — промолвила старушка, — разве этого недостаточно для человека, у которого есть глаза и сердце?
И она дополнила свои слова жестом, не поддающимся описанию.
Я задумался. Эта простая добрая женщина инстинктивно прочла в моей душе то, о чем я сам еще не подозревал.
— А теперь, — сказал я, — не покажете ли вы мне поместье?
— О! С большим удовольствием, — ответила Жозефина, — пойдемте.
— Сударь, надо ли распрягать лошадей? — спросил кучер, который меня привез.
— Ну, конечно, я даже не уверен, что уеду сегодня вечером.
Затем я обратился к Жозефине:
— Можно ли будет переночевать здесь, если мне захочется остаться?
— Разумеется, сударь, я приготовлю вам постель. О! Вы увидите, что в доме все в полном порядке, в том же виде, как его оставили господин с госпожой.
— Но ведь господа давно покинули имение, не так ли?
— Четыре года тому назад.
— Возвращались ли они сюда с тех пор?
— Госпожа приезжала дважды, а господин — ни разу.
— Госпожа ночевала здесь во время своих приездов?
— Да, она проводила в имении ночь.
— И госпожа не боялась оставаться одна в доме?
— Чего же ей бояться? Бедная крошка! Она никогда никому не желала зла, и Господу не за что ее наказывать.