малыша Мишона: он был бы рад оказать нам услугу.

Он часто навешал своего бывшего господина; лицо и поведение Мишона почти не изменились, он выглядел таким юным, что с ним по-прежнему обращались как с ребенком. Отъезд г-на Пети и мое бегство внушили ему неприязнь к Турину; он добивался прихода Сент-Омбр, расположенного рядом с Шамбери, и очень надеялся получить его, чего и в самом деле добился в прошлом году. Герцогский замок был доступен для посетителей; я написала Мишону, чтобы он воспользовался этим обстоятельством, отправился туда, не испрашивая аудиенции, в которой ему, вероятно, отказали бы, и попытался проникнуть к королю, но так, чтобы маркиза этого не заметила, поскольку иначе она сделала бы все, чтобы удалить его из замка. Мишон был сообразителен и очень предан нам, поэтому я не сомневалась, что мы можем положиться на него.

Он получил мое письмо, отправился в Шамбери, посоветовался с кюре, без которого никогда ничего не предпринимал, и вместе с ним разработал план. Пришлось дождаться отъезда молодого короля, который надолго не задержался; теперь осуществить замысел стало значительно легче. Договорившись обо всем с кюре, Мишон в один прекрасный вечер оделся и причесался особенно тщательно, как придворный аббат, и, искренне веря в силу своего красноречия, появился в замке как раз в то время, когда король и маркиза ди Спиньо ушли на прогулку. Он смешался с толпой любопытных, которые в отсутствие хозяев посещали замок, разглядывал то, что его вовсе не интересовало, и искал местечко, где бы спрятаться, чтобы в подходящую минуту предстать перед королем.

Посетители вошли в спальню; им показывали портреты, картины и старинные диковины, большим любителем которых был Виктор Амедей. Мишон не обращал на все это внимания, он заглядывал в укромные уголки и наконец заметил портьеру, прикрывавшую нечто вроде шкафа в нише, — более подходящего места, как показалось ему, было не найти; недолго думая, Мишон спрятался за портьеру. В ту же секунду прибежали растерянные слуги и закричали посетителям:

— Уходите! Скорее уходите отсюда! Его величество и госпожа маркиза возвращаются раньше, чем обычно, поторопитесь!

Посетителей почти что вытолкали из замка, но никто не вспомнил о Мишоне, уже сожалевшем о том, что он спрятался здесь, и не смевшем выйти из опасения, что его примут за вора, попытавшегося скрыть свое присутствие. Он был очень смущен, мечтал оказаться где-нибудь подальше отсюда, но это было еще не все! Король и маркиза вошли, закрыли дверь и сели около его тайного убежища.

— Неужели вы отступили бы, — произнес Виктор Амедей, — если бы речь зашла о решительном шаге?

— Совсем напротив, я считаю, что вам остается одно: выехать завтра же и обогнать его. В дороге он развлекается, наслаждается видами; вы же, напротив, должны гнать во весь опор и прибыть в Турин до того, как он заподозрит, что вы уехали; созовите министров, продиктуйте им свои распоряжения, объявите о вашем твердом намерении возвратить корону, а когда он прибудет, то будет принят вами как первый из подданных! Вам известны его слабости, его почтение к отцу, он даже шепотом слова не скажет, и если вы захотите, то одержите над ним верх.

— Вы правы, так несомненно и будет, мой сын не дорожит властью, он мягок и учтив, предпочитает покой, и, если я выражу желание вернуть мне скипетр, оставленный ему мною, он, возможно, сам отдаст его мне и не придется вынуждать его к этому, прибегая к хитрости.

— А его супруга? Как вы думаете, согласится ли она принять в качестве королевы и повелительницы ту, что была служанкой в доме ее свекрови и у нее самой? Вы верите в это, государь?

— Нет, она слишком горда, и это будет трудной задачей, но моя твердая воля окажется сильнее всего. Итак, решено, мы уезжаем завтра, помчимся как ветер и налетим как ураган. О! Какой шум поднимется в Европе!

— Да, Европа полагает, что вы ушли с арены; Европа видела, как бразды государственного правления, которые вы удерживали твердой рукой, перешли в неопытные руки. Вы стояли во главе советов, а Карл Эммануил стал худшим из монархов, ваши подданные страдают от этого и на ваше королевство скоро нападут, его снова расчленят. То, что нам предстоит, — это исполнение вашего долга.

— Главное, чтобы никто ни о чем не догадался: если нас опередят, все пропало. Пойдемте же к проповеди, о которой ни вы, ни я не сможем думать, за что я прошу прощения у Бога! Отдавайте ваши распоряжения тайно, а лучше не делайте этого совсем: завтра, во время нашей обычной прогулки, мы уедем, направимся прямо в Турин на перекладных, как простые люди. Нам придется под каким-нибудь предлогом взять с собой двух ваших служанок и моих камердинеров, но ни одного сундука — с деньгами везде можно получить все необходимое. Я считаю, что нам не нужно никаких сборов, ведь достаточно и тени подозрения, чтобы все открылось, поэтому не будем ничего менять в наших привычках.

В это мгновение раздался звон колокола со стороны часовни, появился какой-то синьор и сказал, что их величеств ждут к проповеди — назвать так маркизу в узком кругу было, разумеется, откровенной лестью. При большом скоплении людей и во время церемоний Виктор Амедей не потерпел бы этого, по крайней мере тогда.

Наконец они ушли; Мишон затаил дыхание. Он прислушивался к их шагам, пока они были слышны, затем вышел, ни жив ни мертв, ибо стал обладателем очень опасной государственной тайны и совершенно не знал, что с этим делать.

Как и все мои друзья, Мишон терпеть не мог г-жу ди Спиньо, которая, после своего замужества особенно, с таким высокомерием относилась ко мне, что простить ей это было никак невозможно. Славный малый горел желанием разрушить ее планы и, кроме того, предвидел огромные несчастья для своей страны; он чувствовал, что навалившееся на него бремя превышает его силы, и стал думать только о том, как бы поскорее ускользнуть, а затем, добравшись до г-на Пети, рассказать ему обо всем.

Мишон всегда был чрезвычайно хитроумным и очень ловким. Он сумел выйти из замка незамеченным, самостоятельно отыскав проходы, позволившие ему в скором времени выбраться наружу; однако, на всякий случай завязав какой-то разговор, он будто из простого любопытства поинтересовался, где сейчас находится Карл Эммануил. Ему сообщили, что король остановился в Эвьяне, — эта предусмотрительность Мишона оказалась очень полезной.

От страха, который бедный аббат пережил и все еще ощущал, он разволновался так, что кровь застыла у него в жилах. Не переводя дыхания, он побежал к своему бывшему покровителю и все рассказал ему.

— О Боже, — воскликнул добрый кюре, — неужели подобное несчастье обрушится на королевство?! У вас нет иного выхода, дитя мое: отправляйтесь сей же час, сию же минуту в Эвьян и расскажите королю Карлу то, что вы слышали. И как смогла честолюбивая женщина до такой степени смутить твердый и могучий дух короля Виктора? Воистину, в очередной раз я с удивлением наблюдаю, куда заводят людей страсти… Но отправляйтесь же, отправляйтесь в дорогу!

Мишон собрался духом и выехал с такой поспешностью, что даже забыл поесть.

Он прибыл в Эвьян в то время, когда все готовились к празднику, который устраивала королева. Ему категорически не позволили встретиться с королем, и Пьемонт мог оказаться на краю гибели, если бы Мишону случайно не встретился один из старших офицеров королевской гвардии. Настойчивость аббата и перекошенные черты его лица заставили офицера задуматься: он сообщил о нем Карлу Эммануилу, и король пожелал немедленно принять назойливого посетителя.

Мишона пригласили войти. Он бросился в ноги королю, с трудом обретя дар речи и заранее моля о пощаде за то, что должен сообщить ему о священной особе его величества Виктора Амедея, после чего дословно пересказал королю все, что ему удалось услышать.

Король Карл был так поражен, что, не сдерживая восклицаний, стал задавать Мишону тысячу самых разных и противоречивых вопросов, чтобы проверить, не собьется ли тот, и в конце концов на все лады стал повторять, что это невозможно и что аббат ошибается.

Мишон стоял на своем и поклялся на Евангелии. Его от души поблагодарили и заверили, что не забудут о нем никогда. Тем не менее аббата до сих пор не наградили, да и не наградят: в первое время у короля Карла были другие заботы, а потом он не захотел и слушать о Мишоне. Получается, что бедняжка-аббат оказал бескорыстную услугу. Так часто ведут себя сильные мира сего, если тот, кто оказал им услугу, не сумел воспользоваться минутой, когда они нуждались в нем.

Праздник, однако, не был отменен, королева устроила его, несмотря ни на что. Король уехал верхом через час после состоявшегося разговора. Его сопровождала группа верных и надежных людей, даже не подозревавших о том, что происходит.