– Завтра? В бою? – вскричал Амбруаз Парэ. – И не думайте об этом! Несчастный! Я вам предписываю восемь дней полного покоя.

Мальмор заревел:

– Да ведь за восемь дней и осада будет кончена! Мне никогда не придется больше воевать!

– Ну и безумный смельчак! – заметил герцог де Гиз, прислушиваясь к разговору.

– Таков уж Мальмор, – с улыбкой сказал Габриэль. – И я прошу вас, монсеньор, лично приказать его перенести в лазарет.

– Ничего нет проще. Прикажите сами, и пусть этого смельчака отнесут его же товарищи.

Габриэль чуть заметно замялся:

– Дело в том, монсеньор, что, возможно, мои люди понадобятся мне нынче ночью.

– Вот как? – удивился герцог де Гиз, взглянув на виконта.

Тем временем Амбруаз Парэ закончил перевязку и подошел к ним.

– Если вам угодно, господин д’Эксмес, – сказал он, – я могу прислать двух своих служителей с носилками.

– Благодарю и принимаю, – отвечал Габриэль.

Мальмор снова испустил отчаянный стон. Амбруаз Парэ откланялся и ушел. По знаку Мартен-Герра все волонтеры отошли в глубину палатки, а Габриэль остался как бы наедине с главнокомандующим.

– Довольны ли вы теперь, монсеньор? – так начал разговор Габриэль.

– Да, друг мой, – отвечал Франциск Лотарингский, – я доволен достигнутыми успехами, но, должен признаться, беспокоюсь за дальнейшее. Поэтому-то я и пришел к вам посоветоваться.

– Разве что-нибудь изменилось? – спросил Габриэль. – Обстановка, на мой взгляд, складывается для нас более чем удачно. За четыре дня мы овладели двумя подступами к Кале. Защитники самого города и Старой крепости не продержатся больше сорока восьми часов.

– Верно, но если они продержатся хотя бы сорок восемь часов, то мы погибли, а они спаслись.

– Позвольте мне в этом усомниться, монсеньор.

– Нет, друг мой, многолетний опыт не обманывает меня. Достаточно малейшей случайности или малейшего просчета – и вся наша затея рухнет. Уж мне-то можно поверить.

– Но почему же? – беззаботно улыбнулся Габриэль, что никак не вязалось с невеселыми словами герцога.

– Я вам все расскажу в двух словах, исходя из вашего же плана. Следите хорошенько.

– Я весь внимание.

– Ваш юношеский пыл разжег во мне – обычно осторожном – честолюбие, и я соблазнился некою попыткой, рискованной и невероятной. Весь наш план строился на том, что англичане будут ошеломлены и отрезаны. Взять Кале невозможно, пусть так, но это не значит, что его невозможно захватить – вот самая суть задуманного нами, не так ли?

– И до сего времени, – заметил Габриэль, – то, что сделано, не разошлось с тем, что задумано.

– Конечно, – подтвердил герцог, – и вы, Габриэль, на деле доказали, что одинаково хорошо разбираетесь как в людях, так и в делах. Лорд Уэнтуорс не обманул ни одной из наших надежд. Он действительно был уверен, что девяти сотен солдат при наличии мощных укреплений вполне достаточно, чтобы заставить нас пожалеть о нашей смелой попытке. Он слишком мало нас уважал и не пожелал вызвать необходимое для него подкрепление.

– Я заранее мог предугадать, – сказал Габриэль, – как этакая гордыня поведет себя в подобных обстоятельствах.

– И благодаря этой гордыне, – подхватил герцог, – форт Святой Агаты был захвачен нами почти без сопротивления, а форт Ньеллэ – через три дня после удачных боев.

– Все настолько хорошо, – весело рассмеялся Габриэль, – что если теперь англичане или испанцы пожалуют на выручку своих земляков или союзников, то их встретят отнюдь не ликующим салютом, а губительным артиллерийским огнем.

– Тогда они нарушат присягу и будут держаться на расстоянии, – улыбнуся герцог де Гиз, невольно заразившись весельем молодого человека.

– Значит, в этом смысле мы добились успеха? – спросил Габриэль.

– Безусловно, безусловно, – ответил герцог, – но, к сожалению, это не единственное и не самое серьезное препятствие. Мы закрыли одну из возможных дорог на Кале, но есть еще и другая дорога.

– Какая именно, монсеньор? – спросил Габриэль, будто не понимая.

– Вот перед вами карта, составленная маршалом Строцци. По вашему плану Кале может получить подкрепление с двух направлений: либо через форт Ньеллэ, либо через форт Ризбанк или, вернее, через Восьмигранник, который господствует над портом и может пропускать и задерживать суда. Так что при желании английские суда могут через несколько часов снабдить город и солдатами, и припасами. Таким образом, форт Ризбанк охраняет город, а море охраняет форт Ризбанк. Кстати, как вы думаете, чем занят сейчас лорд Уэнтуорс?

– Это же совершенно ясно, – спокойно ответил виконт д’Эксмес. – По единодушному постановлению военного совета лорд Уэнтуорс отправляет в Дувр несколько запоздалое сообщение и предполагает завтра в это самое время получить подкрепления…

– Ну, а потом? Вы не договариваете…

– Признаюсь вам, монсеньор, так далеко я не заглядываю, – заявил Габриэль. – У меня нет дара предвидения.

– Тут достаточно простой предусмотрительности и, если вы остановились на полдороге, я договорю за вас.

– Тогда поведайте мне, как, по-вашему, развернутся события, – с поклоном спросил Габриэль.

– Все будет очень просто. На выручку осажденным придет вся Англия, завтра же они смогут перебросить к воротам Старой крепости огромные силы. Если же мы все-таки сумеем удержаться, то тогда все испанские и английские отряды, еще разбросанные на французской земле, ринутся к Кале. Собрав все свои силы в один кулак, они непременно зажмут нас в тиски. Если они даже не сумеют захватить Ньеллэ и удовлетворятся только фортом Святой Агаты, то и того достаточно, чтоб поставить нас между двух огней.

– Да, такая катастрофа будет и вправду ужасна, – с полным спокойствием заметил Габриэль.

– И в то же время она вполне возможна, – озабоченно потер лоб рукой герцог де Гиз.

– А вы не задумывались, монсеньор, как ее предотвратить?

– Черт возьми, я ни о чем другом и не думаю!

– И что же? – как бы вскользь спросил Габриэль.

– Есть лишь один-единственный, да и то не слишком надежный, шанс: завтра бросить все наши силы на штурм Старой крепости. Конечно, толком подготовиться мы не успеем, но иного выхода у нас нет. И в этом, пожалуй, меньше безумия, чем спокойно ждать подхода английских подкреплений. Быть может, при виде этих неприступных стен в нас вновь пробудится то, что называли в Италии «французским бешенством».

– И это «бешенство» сломает себе шею, – спокойно возразил Габриэль. – Простите меня, монсеньор, но, на мой взгляд, французская армия сейчас не настолько сильна, чтобы затевать невыполнимые предприятия. Скорее всего, нас просто отбросят. Что же тогда предпримет герцог де Гиз?

– По крайней мере постарается не допустить полного развала армии и окончательного поражения. Нужно будет отвести от этих проклятых стен уцелевшие части, дабы сохранить их до лучших дней.

– Победителю Меца и Ренти – позорно отступать!

– И все-таки это лучше, чем упорствовать.

– Все равно, – настаивал Габриэль, – удар будет слишком тяжел и для славы Франции, и для вашего имени, ваша светлость.