– Нужно ли мне говорить, – с грустью ответил Габриэль, – что со мной вы должны себя чувствовать как с братом? Но вы должны знать, что я, ваш преданный друг, готовый ради вас пойти на смерть, решился отныне внимать не голосу любви, а скорбному голосу долга.

– Так говорите же, брат мой, – сказала Диана.

«Брат мой»! Это обращение, и страшное и чарующее, все время напоминало Габриэлю о том странном распутье, на которое его привела судьба. Это магическое слово подавляло собой тот страстный, неудержимый порыв, который готов был уже вспыхнуть в сердце молодого человека.

– Сестра моя, – довольно твердо заговорил он, – мне непременно надо было вас повидать и поговорить с вами, чтоб обратиться к вам с двумя просьбами. Одна относится к прошлому, другая – к будущему. Вы добры и великодушны, Диана, и вы не откажете в них другу, который, быть может, уже не встретит вас на своем пути.

– Ах, не говорите так, не говорите! – в отчаянии воскликнула Диана.

– Я говорю вам это, сестра моя, не для того, чтобы встревожить вас, а для того, чтобы вы не отказали мне в прощении, а также в одной милости. Прощения прошу за тот испуг, за то огорчение, которые вам причинил, вероятно, мой бред в день последней нашей парижской встречи. Увы, сестра моя, тогда говорил с вами не я, а горячка. Я поистине не знал, что говорил. Сделанное мною в тот самый день страшное открытие, которое я с трудом таил от вас, сводило меня с ума и ввергало в отчаяние. Вы помните, должно быть, что долгая и мучительная болезнь, чуть было не стоившая мне жизни, настигла меня тотчас же после нашего неудачного свидания.

– Мне ли это не понять, Габриэль?

– Не зовите меня Габриэлем, бога ради! Продолжайте называть меня братом…

– Как вам угодно… брат мой, – ответила удивленная Диана.

Но в этот момент неподалеку от них раздалась мерная поступь идущих людей, и Диана робко прижалась к Габриэлю.

– Кто это? Боже! Нас увидят! – шепнула она.

– Это наш дозор, – с досадой поморщился Габриэль.

И, увлекая за собой испуганную Диану, он взбежал по лестнице, которая упиралась в каменную балюстраду. Там, между пустой караульной будкой и зубцами стены, они и остановились.

Патруль прошел в двадцати шагах, не заметив их.

«Совершенно незащищенный пункт», – подумал Габриэль. Но тут же заговорил с Дианой, все еще не оправившейся от страха:

– Успокойтесь, сестра моя, опасность миновала. Но выслушайте меня, а то время уходит… Вы еще не сказали мне, что простили мое безумие…

– Разве горячка и отчаяние нуждаются в прощении? – сказала Диана. – Нет, только в сочувствии, в утешении, брат мой. Я на вас не сердилась, я только плакала.

– Спасибо! – воскликнул Габриэль. – Но вы должны избавить меня и от тревоги за наше будущее. Поймите меня: вы – одна из лучезарных целей моей жизни. Шагая к этой цели, я должен быть спокоен и думать только об опасностях пути. Я должен быть уверен, что в конце его меня ждете вы… Ждете с улыбкой скорби, если я приду, потерпев неудачу, или с улыбкой радости, если я приду с победой! Для этого между нами не должно быть никаких недомолвок. Между тем, сестра моя, вам необходимо будет поверить мне на слово… Ибо тайна, лежащая в основе моих поступков, принадлежит не мне. Я поклялся хранить ее… Ждите же меня! Спустя некоторое время я вернусь, чтобы сказать вам одно из двух: «Диана, я люблю тебя, ты должна быть моей, и нам надо сделать все для того, чтобы король согласился на наш брак». Либо я скажу вам: «Сестра моя, неодолимый рок воспротивился нашей любви и не желает, чтобы мы были счастливы. Ничего здесь от нас не зависит… Я возвращаю вам ваше слово. Вы свободны… Молча склоним головы и примиримся с неизбежным нашим жребием».

– Что за странная и страшная загадка! – невольно вырвалось у Дианы.

– Разгадку я смогу сообщить вам только по возвращении, – продолжал Габриэль. – До тех пор вы тщетно ломали бы себе голову над нею. А поэтому ждите и молитесь. Обещаете ли вы, во-первых, верить в меня, во-вторых, не носиться со скорбной мыслью уйти от мира и похоронить себя в монастыре? Обещаете ли вы верить мне?

– Я верю в вас!.. Да, теперь я могу вам это обещать. Но почему вы хотите, чтоб я вернулась в мир?

– Сестра, – сказал проникновенным и торжественным тоном Габриэль, – я прошу вас об этой милости, чтоб отныне спокойно и твердо идти своей страшной и, может быть, гибельной дорогой в полной уверенности, что я найду вас свободной. Я знаю, что вы будете меня ждать…

– Хорошо, брат мой, я послушаюсь вас, – ответила Диана.

– О, спасибо, спасибо! Теперь грядущее принадлежит мне. Дайте мне руку в залог своего обещания, сестра.

– Вот она, брат.

– О, тогда я уверен в победе! – пылко воскликнул Габриэль.

Но в эту минуту донеслись голоса, зовущие сестру Бени, а из вражеских траншей – какой-то неясный шум. В первые мгновения Габриэль, испугавшись за Диану, не обратил внимания на этот шум.

– Меня ищут, зовут… Господи! Что, если нас застанут вместе? До свидания, брат мой! До свидания, Габриэль!

– До свидания, сестра моя! До свидания, Диана! Идите! Я останусь здесь. Скажите, что вы только вышли подышать свежим воздухом. До скорой встречи, и еще раз спасибо!

Диана, сбежав по лестнице, поспешила навстречу людям с факелами, которые во весь голос выкрикивали ее имя. Впереди шла мать Моника.

Кто же мог всполошить настоятельницу? Разумеется, Арно, который затем, скроив невероятно постную рожу, присоединился к людям, бросившимся на поиски сестры Бени. Ни у кого не было столь чистосердечного вида, как у этого негодяя. Недаром он так похож был на честного Мартен-Герра.

Увидев, что Диана благополучно встретилась с матерью Моникой и ее людьми, Габриэль успокоился и собрался было спуститься с вала, когда вдруг перед ним выросла тень.

Какой-то человек из лагеря неприятеля, до зубов вооруженный, уже занес ногу над стеной.

Подбежать к этому человеку, свалить его ударом шпаги и с криком: «Бей тревогу!» – подскочить к неожиданно выросшей над стеной стремянке, усеянной испанцами, – все это было для Габриэля делом одной секунды.

Было ясно: противник решился на ночной штурм. Габриэль не ошибся – испанцы недаром ходили дважды на приступ днем!

Но провидение или, говоря точнее, любовь привела сюда Габриэля. Он ухватился за оба конца стремянки и опрокинул ее в ров вместе с десятью стоявшими на ней испанцами.

Крики несчастных смешались с криками Габриэля, призывавшего: «К оружию!» Однако неподалеку от него уже приподнималась над стеной другая лестница, а Габриэль, как назло, не мог ни во что упереться. По счастью, он разглядел в темноте каменную глыбу, и так как опасность удвоила его силы, то ему удалось ее поднять, взвалить на парапет, а оттуда столкнуть на вторую стремянку. Страшная тяжесть сразу расколола лестницу пополам, и испанцы полетели в ров. Устрашенные гибелью товарищей, враги заколебались.

Между тем крики Габриэля разбудили осажденных. Барабаны забили сбор; набатный колокол зазвонил в церкви Капитула. Не прошло и пяти минут, как на вал сбежалось больше ста человек, готовых вместе с виконтом д’Эксмесом отбросить новых нападающих.

Итак, дерзкая попытка неприятеля не удалась. Нападавшим оставалось только бить отбой, что они и поспешили сделать, оставив на месте схватки немало трупов.

Город был еще раз спасен, и еще раз – благодаря Габриэлю. Но Сен-Кантену надо было продержаться еще долгих четыре дня.