– Думаю, да… Только я напрасно смотрю в это очаровательное окошко, которое освещает девичью комнату пасторской дочери: нет там ни щегла в клетке, ни прекрасной девушки в соломенной шляпе, наполовину скрывающей в тени ее чарующее личико и пряди золотистых волос. Просторные кровати, сохнущее белье, раскачивающаяся рубашка с натянутыми рукавами и раздутая ветром, – вот и все.

– Ах, дорогой мой гость, мне кажется, что вы слишком многого хотите! Прекрасная Дженни разделила общую участь: она присоединилась к добрым господину и госпоже Смит на сельском кладбище, которое она так трогательно живописала своему мужу.

– Черт возьми, я ведь как раз хотел спросить у вас вот что: почему, коль скоро вы расположены к переводу, вы не перевели поэзию Грея наряду с прозой господина Бемрода.

– Потому что поэзия это дело поэзии.

– Простите, дорогой мой хозяин, я понимаю вас то ли слишком хорошо, то ли не вполне.

– Я хочу сказать: чтобы переводить поэта, нужно самому быть поэтом.

– Спорю, что вы поэт!

– Другими словами, сочиняю стихи.

– Полноте!

– Да кто же не сочиняет стихов?!

– И спорю, что вы перевели «Сельское кладбище» Грея, как и все остальное?

– Гм!

– Итак, я жду «Сельское кладбище», мой дорогой хозяин.

– Вам известно лучше, чем кому бы то ни было, что некоторые произведения должно читать в определенном месте и в определенное время.

– Согласен с вами.

– Так вот, сегодня вечером, когда стемнеет, вы пойдете на прогулку по кладбищу и там, при умирающем свете дня, перед этими бедными могилами, поэтом которых стал Грей, вы прочтете мой перевод.

– О, да вы настоящий театральный постановщик!

– А теперь вдвиньте тубусы вашей подзорной трубы и пойдемте обедать!

– Охотно, поскольку я умираю от голода.

– Не говорите об этом так громко, вы можете напугать хозяйку дома… Кстати, на каком месте вы остановились?

– На моменте отъезда супругов.

– В тюрьму?

– Нет, в уэстонский приход в Уэльсе.

– Как вы находите прочитанное?

– Превосходно, черт побери: ведь был уговор, что я поставлю под этим свою подпись!

– Но предположим, что вы этого не сделаете.

– Прежде всего я сказал бы, что когда-то прочел роман Августа Лафонтена,[891] который начинается точно так же.

– Август Лафонтен приезжал в Англию в конце прошлого века; кто вам сказал, что он не был знаком с добрым господином Бемродом?.. Какие еще у вас критические замечания?

– Так вот! Мне кажется, это нескончаемое повествование о его жизни звучит в устах господина Бемрода несколько монотонно.

– Я же, наоборот, подумал бы о том, что есть кое-что новое в этом исследовании самого себя, предпринятое совестливым человеком, который уступает своим слабостям, но при этом сознает их, который последовательно анализирует все свои чувства, пока не докапывается до гранитного слоя; и это ново особенно для вас, писателя, пренебрегающего психологическим анализом…

– Согласен!

– … для вас, подменяющего подлинное течение жизни игрой случая и воображения…

– Браво!

– … для вас, обладающего в большей мере живостью, вдохновением и многословием, нежели философичностью.

– Благодарю вас, мой хозяин!

– Разве вы не согласны с тем, что мои слова – сущая правда?

– Истинная правда… Но вы ведь знаете пословицу: «Не всякую истину стоит говорить».

– Полноте!.. Начинающему писателю – да… но вам!..

– По отношению ко мне эта пословица верна ничуть не меньше… Возьмем к примеру…

– Что?

– Что, если бы доктор Петрус…

– Ну-ну, если бы доктор Петрус…