долг приемной матери. Она проводила маленького Гектора в его комнату, заставила его на коленях прочесть вечернюю молитву, уложила его и, поцеловав в лоб, сказала:

— Спи, дитя мое.

Затем Наика, которой было всего двадцать лет и которая любила развлечения, как все девушки ее возраста, отправилась на бал. Этим-то моментом и воспользовался полковник. Он проскользнул в длинный коридор, который вел к главной лестнице, поднялся никем не замеченный в верхний этаж и очутился на площадке, куда выходили окна замка, обращенные к морю. Замок, как мы уже сказали, был расположен на почти отвесной скале. В средние века один из баронов де Болье выстроил узкую лестницу, спускавшуюся с площадки к песчаному берегу, представлявшему здесь удобное место для причала рыбачьих лодок.

Полковник увидал человека, спокойно сидевшего на нижней ступеньке лестницы, и направился к нему. Увидав полковника, человек встал. Это был Жан.

— Ты готов? — спросил его полковник.

— Как видите, — ответил Жан.

И он указал пальцем на песчаный берег. Полковник взглянул на подножье скалы и заметил при свете луны причалившую лодку и в ней человека.

— В таком случае, идем… — сказал он. Жан пошел за ним.

Оба сообщника на цыпочках прошли в комнату спавшего Гектора. Спальни госпожи Сент-Люс и Наики находились рядом, и дверь, служившая сообщением между ними, была открыта всю ночь.

Около кровати Наики стояла кроватка маленького Гектора.

Когда обе женщины уходили к себе и оставались одни, настоящая мать проявлялась, и г-жа Сент-Люс проводила долгие часы, любуясь на безмятежный сон своего малютки.

Наика не заперла дверей. Ее комната, окна которой выходили в парк, примыкала к большой зале, через которую прошли полковник и Жан.

— Что, если он проснется и закричит? — шепотом спросил Жан.

Полковник покачал головой.

— Дети спят очень крепко, — ответил он.

Действительно, при свете ночника, стоявшего на камине, они увидали маленького Гектора, спавшего с полуоткрытым улыбающимся ротиком.

— Нельзя же, однако, унести его раздетого, — заметил Жан.

— Совершенно верно, — согласился полковник.

— Так позвольте действовать мне. Я его разбужу, одену, и он последует за нами. Вот увидите.

И Жан нежно позвал ребенка.

— Гектор!

Ребенок проснулся и начал звать мать.

— Мой милый маленький Гектор, — сказал ласковым голосом Жан, — меня послала мама Наика.

— Где же мама Наика? — спросил ребенок.

— На балу, она танцует.

— Ах, да, — пробормотал ребенок, — она веселится с мамой Бертой, а меня уложили спать… а мне совсем не хотелось спать!

— Ну, так они послали меня за вами. Хотите одеться?

— А ты оденешь меня?

— Да.

Жан взял ребенка на руки, поднял его с кроватки и проворно одел.

— Теперь, — сказал он ему, — пойдемте. Полковник, все время стоявший в тени, вышел первый и прошел на площадку.

Жан следовал за ним, ведя за руку малютку.

— Однако, — спросил Гектор, — куда же ты меня ведешь? Разве мы идем не в парк?

— Да, в парк, — отвечал Жан. — Но сначала я хочу показать вам отличную лодку.

— Лодку! А где же эта лодка? — спросил в восторге ребенок.

— Внизу, у скалы. Идемте.

И так как ребенок шел недостаточно быстро, то слуга взял его на руки и начал спускаться по лестнице, которая вела к морю. Внизу, у лестницы, лодка ждала похитителей и ребенка.

Жан прыгнул в лодку.

— Куда мы едем? — спросил снова Гектор.

— Мы прокатимся по морю, — сказал Жан и спросил полковника:

— Полковник, когда мы приедем в Париж, что прикажете сделать с ним?

— Жди моих приказаний, — ответил последний. Лодка отчалила и выехала в открытое море, а полковник медленными шагами вернулся в Керлор.

Когда он дошел до площадки, то остановился на минуту, чтобы взглянуть на лодку, увозившую ребенка, быть может, навсегда, в то время, как мать танцевала, и злая улыбка, иногда появлявшаяся на его губах, исказила его лицо.

«Теперь, — подумал он, — у меня самый лучший залог… один ребенок за другого! Я могу, гордо подняв голову, потребовать счастья для моего Армана!».

Лодка быстро мчалась по направлению к Кемпену. Недалеко от города похитителя ожидала почтовая карета, которая должна была доставить его и ребенка в Париж.

— Теперь, — сказал полковник, когда лодка исчезла вдали, — очередь за графом Степаном!

Он спустился в парк, где молодой русский обегал все аллеи, отыскивая его.

Это ожидание несколько успокоило графа; его лихорадочное раздражение перешло в холодный и сдержанный гнев, который так свойствен всем людям севера.

Полковник угадал по его бледности, что вызов был сделан, и быстро направился к нему.

— Полковник, — вполголоса сказал граф, — отойдемте в сторону… на одно слово…

— Бог мой! Что с вами?

— Ничего.

— Вы бледны…

— Вы находите? Есть у вас здесь шпаги?

— Что? — спросил полковник, притворяясь глубоко удивленным.

— Шпаги, — повторил граф.

— Зачем? О, Господи!

— Я хочу драться.

— С кем?

— С де Ласи.

— С бароном или маркизом?

— С маркизом. Я оскорбил его… Мы будем драться насмерть.

— Вы его оскорбили?

— Да, и он ждет меня… на скале.

— Как? Сейчас?

— Сейчас.

— Вы оскорбляете во время бала в доме баронессы ее гостей!..

Граф сильно сжал руку полковника.

— Она сама всему виною, — сказал он, задыхаясь. — Она вызвала во мне ревность… и я ненавижу маркиза всеми силами души.

— В таком случае, — холодно заметил полковник, — вы правы, его следует убить.

— Шпаги! — повторил граф.

— Пойдемте, — сказал полковник. — Керлор — старинный замок, и мы найдем здесь рапиры всех веков.

Действительно, в Керлоре был зал, названный покойным бароном де Болье оружейным, где было собрано всевозможное оружие всех эпох: от мушкета до пистонного ружья, от шотландского палаша до современной фехтовальной шпаги.

Сюда-то полковник привел графа Степана и сказал ему: