Граф Степан вздрогнул, смутно предчувствуя то, что собирался сообщить ему полковник.

— Ну и что же? — спросил он.

— Иногда, изредка я имею счастье видеть ее, вмешавшись незамеченным в толпу, которая раздается при ее проходе; но вы должны понять, что мне этого недостаточно… я хотел бы видеть ее каждый день… хотя мне пришлось бы для этого разыгрывать у нее роль подчиненного… быть слугой.

— Милостивый государь…

— Знаете ли, — продолжал полковник, — у меня было несколько собратьев по оружию, менее счастливых, чем я, возвратившихся с поля битвы с чином поручика или капитана. Так как у них не было средств к жизни, то они поступали на какую-нибудь незначительную должность. Одни из них пошли по коммерческой части, другие заняли скромные места управляющих… Ах! Если бы я мог добиться того же… слышать, как она отдает мне приказания… видеть ее ежедневно… жить под одной кровлей с нею.

Граф посмотрел на полковника и не мог не прийти в восторг от человека, отеческая любовь которого заставляла его принести в жертву человеческое достоинство.

— Итак, — спросил он его, — вы хотите стать подчиненным человеком?..

— Я готов на все, лишь бы жить возле нее, граф, — ответил полковник, по-видимому, растроганный до слез.

— Однако, — заметил граф, — такое признание…

— Милостивый государь, — решительно сказал полковник, — я обратился к вам потому, что только вы можете исполнить мое желание.

— Каким образом? — простодушно спросил молодой русский.

— Если бы я назвал имя этой женщины, сохранили ли бы вы мою тайну?

— Даю слово дворянина!

— Хорошо! — ответил полковник. — Я узнал, что баронесса Сент-Люс…

Его голос дрогнул при этом имени, а граф чуть не вскрикнул от удивления.

— Я узнал, что баронесса Сент-Люс, — продолжал полковник, — ищет главного управляющею своими имениями и домами, человека честного и с некоторым образованием…

Граф Степан почувствовал волнение.

— Итак, этим требованиям, мне кажется, я мог бы удовлетворить.

— Как! — вскричал граф. — Полковник Леон согласился бы?..

— Не полковник Леон, а капитан Ламберт. Вы поклялись сохранить мою тайну, вы предложили мне свои услуги, и я прошу вашей протекции для того, чтобы получить это место управляющего под именем капитана Ламберта.

— Вы получите его, — ответил граф. Полковник схватил его руку.

— Вы благородны и так же добры, как ваш отец, — пробормотал он.

— Послушайте, — сказал граф, — баронесса Сент-Люс уезжает завтра вечером в свое имение в Бретани; зайдите завтра утром ко мне, и я вас представлю.

Граф Степан дал полковнику свою карточку и, уходя, сердечно пожал ему руку.

Молодой русский вернулся в ложу баронессы, полковник же уехал. Наклонившись к молодой женщине, граф прошептал:

— Берта! Вы любите меня?

Она взглянула на него своими большими грустными глазами и ответила только:

— Неблагодарный!

— Хорошо, — продолжал граф, осчастливленный ответом, — но если бы я попросил у вас маленького доказательства, дали бы вы мне его?

— Может быть…

— Вы ищете управляющего?

На губах баронессы показалась насмешливая улыбка.

— Вы хотите сделаться управляющим, чтобы последовать за мною в Бретань?

— Не я, — ответил граф, — но бедный старый служака, которого я люблю и который был другом моего отца.

— Где вы его видели?

— В фойе, пять минут назад. Это — довольно крепкий старик, бывший капитан, человек честный.

— Хорошо! — небрежно ответила баронесса. — Приведите его завтра ко мне.

— Вы — ангел доброты!

Она посмотрела на него со своей очаровательной улыбкой.

— Послушайте, — сказала она, — вы не знаете всего, что я для вас сделала сегодня.

Граф посмотрел на баронессу.

— Вы приедете в Бретань, — продолжала она, — через две недели и будете представлены шевалье де Керизу, моему соседу, его внуком, вашим другом Лаврентием де Кердель.

В эту минуту упал занавес по окончании последнего акта.

— Проводите меня до кареты, — сказала баронесса, взяв графа под руку, — и приходите завтра с вашим протеже.

На другой день, около одиннадцати часов, полковник действительно явился к графу Степану, оканчивавшему туалет. Изящный человек исчез. Остался старый солдат в синем сюртуке, с громадными усами — тип ворчуна-солдата, который обессмертил Шарлэ.

— Разве меня нельзя принять, — спросил он с улыбкой графа, — за настоящего капитана Ламберта?

— О! Конечно, — ответил граф. — И баронесса Сент-Люс придет в восторг от вас.

Тут полковник счел долгом слегка побледнеть и спросил с волнением:

— Вы думаете, что я буду принят?

— Даю вам слово.

Между человеком, который безумно любил баронессу Сент-Люс, и другим, искусно разыгрывавшим роль мнимого отца, о ком же могла быть речь, как не о ней?..

Граф почти признался в своей любви, а полковник уверял его, что ему очень приятно это слышать, лишь бы «она» была счастлива.

В то время, как они ехали в карете на Вавилонскую улицу, молодой русский почувствовал непреодолимую потребность сообщить полковнику, что через две недели после отъезда баронессы он отправится на месяц к де Керизу, соседу баронессы Сент-Люс.

«Ого! — подумал полковник, — это изменяет мои планы».

Баронесса приняла гостей в спальне, в утреннем костюме.

Граф представил ей мнимого капитана Ламберта, который казался взволнованным и постоянно запинался в разговоре.

«Бедный отец», — подумал граф.

«Бедный человек! — проговорила про себя баронесса. — Как тяжело для его гордости, что он принужден просить места чуть ли не слуги».

Госпожа Сент-Люс приняла к себе на службу капитана Ламберта и, прощаясь с ним, сказала:

— Сегодня вечером я уезжаю в Керлор, там мы встретимся с вами, и вы немедленно вступите в вашу должность.

— Я могу отправиться завтра утром, — ответил полковник, — и следовать за баронессой на расстоянии нескольких часов езды.

Полковник, уехав из отеля на Вавилонской улице, вернулся в фиакре домой и, переменив платье, нанял карету и приказал кучеру:

— Поезжай на улицу Шальо.

Через двадцать минут отец и сын сидели уже вместе. Арман был так же бледен и слаб, как и накануне, но меланхолия и упадок духа, так испугавшие было полковника, уступили место гневу.

«Хороший признак, — подумал бедный отец, — когда гнев примешивается к любви, то благоразумие берет верх».

Он обнял сына, усадил его рядом с собою и сказал, смотря на него с нежностью:

— Ну, как ты чувствуешь себя сегодня, дитя мое?