уверенная и гордая походка свидетельствовала о том, что в минуту опасности к нему вернулось его обычное хладнокровие, хотя он был бледен и печален. Он поклонился полковнику и Гонт-рану, затем, вместо того, чтобы по обычаю отойти в сторону, когда секунданты условливаются насчет ведения дуэли, он прямо направился к маркизу и спросил его:

— Милостивый государь, вы маркиз Гонтран де Ласи, сын полковника де Ласи, который командовал полком во время войны в Испании?

Гонтран вздрогнул и побледнел еще более.

— Да, — ответил он.

— Сударь, — продолжал генерал, — ваш отец был мой близкий друг и три раза спас мне жизнь на поле битвы.

Де Ласи страдал невыразимо, слушая генерала.

— Взгляните на меня, — продолжал де Рювиньи, — мне сорок пять лет, я состою тридцать лет на службе; участвовал в двадцати кампаниях, получил восемнадцать ран, убил на дуэли трех человек. Похож ли я на труса?

— Нет, — сказал Гонтран, сердце которого билось так сильно, что чуть не разрывалось в то время, как генерал пристально смотрел на него.

— Ну, — продолжал де Рювиньи, — дайте мне слово, что вы никогда не произнесете известное вам имя вместе с именем негодяя Лемблена, и я сейчас же извинюсь перед вами… потому что, — продолжал генерал с волнением, — я не могу убить сына моего друга.

О, если бы маркиз де Ласи был свободен, как охотно он бросился бы на колени перед этим благородным, несчастным и добрым человеком и стал бы молить его о прощении! Но Гонтран не располагал собою, он был членом общества «Друзей шпаги», а потому не мог избавить генерала от тяготевшей над ним судьбы.

Взволнованный до последней степени, Гонтран повернул голову и с мольбою посмотрел на полковника, который был спокоен, хладнокровен, и глаза его красноречиво говорили: «Вы должны драться! Вы дали клятву!»

И Гонтран ответил, не решаясь взглянуть на генерала:

— Сударь, вы ударили меня, поэтому я никак не могу принять ваши извинения. Потрудитесь взять шпагу.

Тяжелый вздох вылетел из груди генерала и, обернувшись к шевалье д'Асти, который был его секундантом, он сказал:

— Так хочет судьба!

Он отошел от Гонтрана, который подошел к полковнику и сказал ему:

— Этот человек, которого вы хотите убить, в тысячу раз лучше вашего капитана Лемблена.

— Согласен, — ответил полковник, — но капитан наш. Если бы генерал очутился на его месте, то вы могли бы убить Гектора Лемблена без сожаления. Господа, снимите верхнее платье! — прибавил полковник громко.

В то время, как противники раздевались, шевалье д'Асти и полковник отмерили шпаги и бросили жребий. Судьба покровительствовала Гонтрану. Жребий пал на шпаги, купленные у Зуэ, а не на те, которые привез генерал.

— По местам, господа! — скомандовал полковник и, подавая шпагу Гонтрану, шепнул ему:

— Если вы дадите убить себя, то не стоило труда приобретать сердце Леоны.

Слова эти произвели магическое действие на Гонтрана; между ним и его противником, который был хорошим другом его отца, встал обольстительный образ Леоны, и он уже видел перед собою только человека, угрожавшего его жизни, стоявшего с обнаженной шпагой в руке, направленной на его грудь, которого он должен убить, если все еще хочет жить вместе с Леоной.

Генерал в ранней юности, в возрасте, который смело можно назвать возрастом дуэлей, был искусный фехтовальщик, которого мулат Сен-Жорж не отказался бы признать за своего ученика.

Но он давно перестал посещать фехтовальный зал, ища геройских подвигов на поле битвы, и его мускулы потеряли эластичность, рука отяжелела, лениво наносила удары и медленно отражала их. И притом, если был когда-либо человек, принявший дуэль против воли и огорченный иметь противником юношу, которого он любил, — то это был именно генерал.

Все это давало преимущество Гонтрану, вся жизнь которого прошла в фехтовальных залах. Однако оба противника долго не решались сделать нападение, руки их дрожали, до того их действия были нерешительны.

— Леона, — шепнул еще раз полковник Гонтрану. Это имя наэлектризовало Гонтрана и было как бы смертельным приговором для генерала. Гонтраном овладело бешенство и желание нападать и защищаться до последней крайности. С ним произошла перемена, которая обыкновенно случается с людьми резкого темперамента: кровь прилила у него к сердцу. Чувствуя в своих руках шпагу, это ужасное оружие, он пришел в ярость и забыл, может быть, даже имя своего противника.

Тогда обоим секундантам представилось торжественное и ужасное зрелище: отчаянная борьба двух людей, из которых один неизбежно должен умереть. Это был один из тех ужасных поединков, которые способны взволновать даже самых хладнокровных зрителей.

Генерал также забыл, кто такой Гонтран, и видел пред собою лишь человека, осмелившегося произнести имя его жены и знавшего о его позоре.

Десять минут казались вечностью, в течение которой шпаги скрещивались, дыхание сдерживалось и оба противника, то нападая, то отступая, топтали ногами песок.

Вдруг генерал вскрикнул, и при этом крике Гонтран выронил шпагу. Он увидел де Рювиньи, еще стоящего, но неподвижного, побледневшего и схватившегося левою рукою за грудь, в то время, когда шевалье подбежал к нему и поддержал его.

— Мне холодно, — пробормотал генерал и упал на руки шевалье.

Шпага Гонтрана ранила барона де Рювиньи насмерть. Заметив это, полковник подошел к генералу; лицо его было грустно, глаза полны сочувствия; умирающий генерал еще мог это заметить.

— Шевалье, — прошептал де Рювиньи, обращаясь к д'Асти. — Поезжайте в Монгори… постарайтесь увидеть Флара, моего кузена.

— Хорошо, — кивнул головою шевалье, стараясь выразить свою грусть.

— Скажите ему… Рювиньи умер… у Монгори нет детей… неужели род Фларов должен угаснуть?

Из горла генерала хлынула кровь; он сделал знак рукою, как бы прощаясь, и закрыл глаза в последней смертельной агонии.

Генерал умер. Полковник и шевалье переглянулись.

— Хорошо, шевалье, — сказал полковник, — вы такой человек, на которого можно положиться.

— Я это знаю, — проговорил шевалье с циничной скромностью.

— Что же касается последней просьбы генерала, то я не вижу препятствий к исполнению ее, но не забудьте, однако, что его убил не Гонтран де Ласи.

— А кто же в таком случае?

— Неизвестный офицер, капитан Ламбер… Вы поняли меня?..

— Да, — коротко ответил д'Асти. Полковник отвернулся и взглянул на Гонтрана. Гонтран все еще стоял на том самом месте, куда до его ушей долетел предсмертный крик генерала, и в оцепенении смотрел на шпагу, отброшенную им. Он походил на убийцу, который, мучимый угрызениями совести за свое преступление, бросает кинжал, отворачивается от умирающей жертвы и уже не имеет ни сил, ни желаний бежать.

— Сердце, как у зайца! — сказал полковник, пожимая плечами.

Прошло две недели после смерти барона Флара де Рювиньи, дивизионного генерала, убитого на дуэли маркизом Гонтраном де Ласи.

Гонтран вернулся в Париж и снова поселился с Леоной в той самой маленькой квартирке, на улице Порт-Магон, где он был так счастлив в то время, когда верил в нее. Непостижимы странности и тайники человеческого сердца!

Гонтран покрыл себя позором, лишился свободы, убил лучшего друга своего отца, чтобы приобрести сердце этой женщины… Теперь же, когда он видел ее у своих ног, с распростертыми объятиями, смотрящую