– Берта, можете вы… можете вы, наконец, понять… – он задохнулся, сглотнул, высморкался и лихорадочно поднес ее руку к своим губам.

– Мистер Кумбе… Кристофер… о чем вы? – пробормотала она.

– Берта… я… я прошу вас стать моей женой.

Боже, он это сказал. Наступила трехминутная пауза, в течение которой Кристофер проклинал себя за грубую бестактность.

Затем он вынул из муфты вторую ее руку и поднес к губам.

– Кристофер, – прошептала она, – как вы догадались?

Догадался? О чем догадался? Он пристально взглянул ей в лицо.

– Что я ваша, – прошептала она и в смущении закрыла лицо руками.

Волна безумия захлестнула Кристофера. Это не могло быть правдой. Он неправильно понял ее. Он… но она сидела, прижавшись к нему, и сжимала в ладонях его руку. Голова у него закружилась, и он обнял ее за талию. Приличия были отброшены, манеры забыты, «благородное» поведение, которому он научился в пансионе, улетучилось.

– Поднимите вуаль, – прошептал он. Она повиновалась. Кристофер ударил кулаком в дверцу.

– Полдюжины кругов вокруг парка, да смотрите, помедленнее, – заорал он.

Затем он заключил Берту в объятия…

Так Кристофер Кумбе признался в любви Берте Паркинс в лето тысяча восемьсот девяностое от Рождества Христова.

«Кемден-Таун

Йорк-роуд, 32

Дорогой отец!

Я весь день думал о нашем доме и решил написать Вам, чтобы сообщить о своем великом счастье: я женился.

Я не получил ответа на письмо, в котором сообщал Вам о помолвке, и боюсь, что оно затерялось. В конверт я вложил фотографию моей суженой, и мне не терпелось узнать, какое впечатление она на Вас произвела.

Должен признаться, что, даже обыщи я весь Лондон, мне было бы не найти ни лучшей пары, ни более достойной семьи. О справедливости последних слов я предоставляю Вам судить по фотографии, на которой среди прочих изображены ее младшие сестры; они были подружками невесты и были очень рады покрасоваться перед алтарем в нарядных платьицах, в которых и были сфотографированы.

Моя жена и я в ближайшее время намерены сфотографироваться вместе, каковое фото мы Вам обязательно пришлем. Наше венчание состоялось двадцать шестого августа в церкви Святой Троицы; а потом мы с Бертой провели очень веселый медовый месяц в Харроугейте, должен сказать, что это был ее выбор, поскольку я бы с радостью поехал в Плин и показал бы ее всем вам, но, увы, этому не суждено было случиться. Надеюсь, что, как только я сдам очередной экзамен в Государственном почтовом ведомстве и получу отпуск, мы будем иметь радость приехать в Плин. Если я не выдержу испытания, то, возможно, мне придется покинуть службу по почтовому ведомству и подумать о чем-нибудь другом. Это довольно скучное и утомительное дело. Вас, без сомнения, удивляет, почему моя жена и я не поженились раньше. Дело в том, что ее матушка проявила известную щепетильность относительно положенных четырех месяцев обручения, и, как Вы понимаете, мы выдержали этот срок до самого последнего дня.

Женаты мы уже около трех месяцев, и вчера вечером, обсуждая эту тему, пришли к выводу, что эти месяцы показались нам тремя неделями, так что Вы можете представить себе, как мы счастливы. Я отлично понимаю желание жены жить рядом со своей семьей, и все же я предпочел бы, чтобы она уделяла мне больше времени, чем это представляется возможным из-за близости сестер и друзей по пансиону, которые не дают нам ни минуты покоя. Однако я полагаю, что это вполне естественно. Берта ни за что не покинет Лондон, поэтому мне и думать нечего увезти ее оттуда. Я так тоскую по красотам Плина, но, уж видно, мне на роду написано жить в другом месте. Я уже потерял надежду получить весточку от Вас, от Альберта и Чарли, а Элби могу прямо сказать, что он не мужчина и не брат, коли ни разу не удосужился ответить на все мои вопросы о Вас. Ни он и никто другой. Я поступил так, как считал нужным, и попросил у Вас прощения, о Вы, похоже, ожесточились против меня. Видит Бог, со временем я докажу Вам, что я не слабак, каким, возможно, вы все меня считаете, а честный, работящий человек, у которого есть любящая жена, который надеется иметь достойную семью и которому не стыдно будет носить имя Кумбе. Конечно, об этом говорить еще рано, и Вы, естественно, подумаете, что у меня есть основания так говорить; да, есть, но оставим это до следующего раза, когда я смогу представить Вам доказательства. Может быть, мои подозрения лишены оснований, но, я не думаю.

Мне часто приходит на ум, что из столь многих Кумбе я единственный бродил по Лондону и обосновался там, но позвольте мне сказать, что жизнь здесь дорога и место это не такое уж замечательное, очень грязное и шумное.

Ну что же, дорогой отец, пожалуй, это все новости, которыми хотел с Вами поделиться.

Пора кончать. Мы с Бертой любим всех вас и желаем вам доброго здоровья.

Остаюсь

Ваш любящий сын Кристофер Кумбе».