- Нет, не паникую,- Ушанов из ящика письменного стола достал небольшой лист бумаги и положил ее перед Грибуниным. То была листовка, призывающая граждан прятать оружие и ждать сигнала к выступлению против советской власти. Внизу вместо печати был изображён щит с крестом. - Видал, в городе действует подпольная контрреволюционная организация, Союз стального щита. Известно, что руководит ею казачий офицер, войсковой старшина Виноградский. Чтобы с ними бороться, нужна особая организация. Я слышал в Питере и других крупных городах созданы чрезвычайные комиссии для борьбы с такой контрой, а у на на это нет просто сил. Вот я и подумал, чтобы вы, сознательные питерские революционеры, сначала оказали нам помощь...
Из Совдепа Василий вернулся на баржи в плохом настроении. Всё, что сообщил Ушанов, ему очень не понравилось. Тем не менее, он решил в Усть-Каменогорске не задерживаться и как можно скорее следовать дальше. Единственное, чем он согласился помочь, взять с собой нескольких местных активистов, подбросить их до Гусиной пристани и там, если получиться, оказать им содействие. Это были в основном солдаты-фронтовики, уроженцы горной части уезда, вступившие в партию, так же как и Ушанов, что называется, в окопах или после Октября прошлого года. Они собирались 'комиссарить' в новосельских деревнях. Ни в казачьи станицы, ни в кержацкие села для агитации и установления советской власти ехать никто не решался.
Когда на пароходик, наконец, загрузили в нужном количестве дрова, баржи тронулись дальше вверх по Иртышу. Степь кончилась, реку с двух сторон теснили рыжие громады гор. Течение было столь сильным, что пароходик буквально из последних сил превозмогал реку. Таким черепашьим темпом шли почти сутки. Но на рассвете следующего дня горы 'расступились', река стала шире, течение слабее, глазам коммунаров открылась Долина. После безлесной бурой степи и почти голых скал здесь обнаружился совсем иной, обжитой, обустроенный мир. В первую очередь 'обжитостью' отличался правый берег. Там чернели аккуратные, местами уже свежевспаханные поля, жёлтые стога прошлогодней соломы, махали 'крыльями' мельницы. Проплыли ещё с час, и с той же стороны, но не на берегу, а чуть вглубь показалась сначала церковная колокольня, а потоми вся большая станица Усть-Бухтарма. Тут же сильный поток впадающей в Иртыш Бухтармы, а за ней на заметном возвышении небольшое селение, Гусиная Пристань.
ГЛАВА 14
На Гусиную пристань коммунары прибыли, как подгадали, к первому мая. Медленно ползущие против течения огромные баржи и пароходик заметили уже давно, потому на пристани собралось немало народа. Встречавшие угрюмо молчали. Грибунин сошёл первым, к нему сразу подошёл среднего роста, плотный пожилой казак в сапогах и шароварах с алыми лампасами, в чекмене и фуражке, но без погон.
- Станичный атаман Фокин. С кем имею честь?- представился и тут же задал вопрос представитель местной власти.
- Председатель общества землеробов-коммунистов Грибунин... Вы получили распоряжение из областного и уездного Совдепов оказывать нам содействие по обустройству?- сразу решил поставить этого старорежимного служаку на место Василий.
- Да... телеграмма была... Но, видите ли...- хотел что-то объяснить атаман.
- Тогда, вот наш мандат,- Василий решил не вступать в дебаты с казачим атаманом, которому, видимо, командовать здесь осталось совсем недолго.
На них смотрели и с баржи, и с берега, и Василий чувствовал себя всесильным посланцем самого Ленина, как будто забыв, что от Питера его отделяют три с половиной тысячи вёрст и советская власть даже в уезде держится, что называется, на 'честном слове', а здесь и вообще не знают, что это такое... Атаман прочитал мандат и подтверждающие документы из Семипалатинского и Усть-Каменогорского Совдепов.
- Ну что ж господа, раз нынешние областные и уездные власти вам дали добро, действуйте,- атаман, явно обиженный высокомерным тоном гостя повернулся, собираясь идти прочь, всем видом показывая, что его все эти дела мало заботят.
- Господин атаман, я бы хотел попросить вас помочь нам приобрести прямо здесь лошадей и подводы, чтобы доехать и довезти наше имущество до места назначения,- видя негативную реакцию атамана, Грибунин сообразил, что показывать гонор и ссориться с казаками ещё не время и перешёл на примирительный тон.
Но атаман не выказал 'встречного' желания:
- Видите ли, господин председатель, когда вас сюда посылали, с нами не советовались, потому прошу меня извинить, но ни мешать вам, ни содействовать я не буду. А что касается лошадей и подвод... Среди этой толпы есть жители близлежащих деревень, договоритесь с ними. Но сразу предупреждаю, лошади у нас тут недешевы, дороже чем в Семипалатинске. И у меня к вам тоже будет просьба, чтобы ваши люди не разбредались и не ходили через реку в станицу. Это в интересах вашей же безопасности. И ещё, постарайтесь поскорее разгрузиться и очистить пристань, вы не даёте возможности причалить другим пароходам.
Василий, поняв, что местная власть ведет себя выжидающе, вновь решил взять инициативу в свои руки. Видя, что посмотреть на коммунаров стекается всё больше народу, он решил с ходу организовать митинг. Разгрузка шла своим чередом, а коммунисты-активисты с высоты дебаркадера обращались к собравшимся местным. В выступлениях рассказывали о событиях произошедших в Петрограде после Октября прошлого года, о революции, диктатуре пролетариата, о национализации собственности капиталистов и помещиков... Но почти никакой реакции кроме смешков и недоверчивых взглядов они в ответ не услышали. Затем кто-то из толпы выкрикнул:
- Насчёт землицы получче растолкуй!
Стандартный большевистский ответ, что вся земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает, явно не удовлетворил собравшихся крестьян-новосёлов. Их больше всего интересовало, будет ли перераспределяться казачья земля, а помещиков, про которых привычно долдонили приезжие ораторы, здесь отродясь не было. Задать вопрос напрямую они побаивались, потому что за всем внимательно следили, собравшиеся чуть поодаль не мешаясь с крестьянами, станичники. Сами агитаторы, не разбиравшиеся в местных взаимоотношениях, так и не поняли 'глубокого' смысла вопроса о земле. И ещё одно неутешительное открытие сделал для себя сам Василий Грибунин. Изо всех собравшихся местных крестьян, бедняков, судя по одежде, насчитывалось совсем не много. Ленин же напутствовал, что надо в первую очередь опереться на сельскую бедноту, ибо она более других недовольна старым режимом. И по пути, пока ехали железной дорогой, и в Семипалатинске, он этой бедноты видел немало, в Усть- Каменогорске намного меньше, а здесь...
Казаки в основном смотрели на коммунаров с усмешками, некоторые не скрывали откровенной неприязни. Ну, это и понятно, у них у многих на фронтовых гимнастёрках кресты и прочие царские знаки отличия. Настораживало, что почти все они с оружием, самое малое с шашками, но у многих и карабины за плечами, есть и офицеры с револьверами в кобурах. Если бы атаман дал им команду... Но атаман, вообще как будто самоустранился и непонятно насколько он здесь владеет ситуацией. Что больше всего обескуражило председателя коммуны, так это явное недоверие и настороженность в глазах крестьян, столыпинских переселенцев. На них в первую очередь и рассчитывали коммунары, как на наиболее вероятных союзников. Однако, даже внешний вид этих крестьян не внушал доверия: картузы, добротные поддевки, сапоги. Лаптей, которые часто встречались в губерниях центральной России, здесь не было ни у кого. Он помнил тех новосёлов из 1908 года. Тогда только приехавшие они сильно бедствовали, сейчас многие из них уже 'встали на ноги'. Особенно бросались в глаза женщины, которые вырядились словно на престольный праздник и лузгая семечки с интересом рассматривая приезжих, их румяные лица и обтянутые
