– Это не может быть принято.

Через мгновение паузы голос сказал:

– Человек, предположительно капитан Ник Саккорсо, это может быть принято. Вы приняли это.

– Нет, ничего подобного! – заорал он в ответ. – Черт побери, я не знал! Я не знал, что прошу уничтожить ее разум!

– Человек, предположительно капитан Ник Саккорсо, – невозмутимо продолжал голос, – это не имеет значения. Соглашение было достигнуто. Нужно действовать на основе соглашения.

Соглашение включает женскую человеческую особь, а не вас. Ее согласие подтверждается ее присутствием здесь. А ваша враждебность Амниону доказана. Вы подозреваетесь в неискреннем подходе к договору. Предполагается, что вы вернетесь в космос, принадлежащий человечеству и сообщите, что Амнион отказывается действовать на основе соглашения. Вера в Амнион будет нарушена. Необходимая торговля будет сведена на нет. Это невозможно. Без торговли цели Амниона остаются недостижимыми.

– Правильно! – ответил Ник. – И вся ваша бесценная торговля будет сведена на нет, когда космос, принадлежащий человечеству узнает, что вы уничтожили одного из моих людей, не обращая внимания на мои желания! Меня не волнует, думаете вы или нет, что она согласна. Я не позволю ей сделать это. Я не знал, каковы будут последствия!

– В третейском суде, – голос был все так же невозмутим, – записи продемонстрируют честность намерений Амниона. Они будут демонстрировать согласие женщины относительно соглашения. Вы преданы собственным незнанием, а не Амнионом. Осторожность человека возрастет, но торговля с человеком не будет сведена на нет.

Ник повернулся, чтобы проверить расположение охранников, словно прикидывая шансы на побег. Затем он рявкнул:

– Микка!..

Морн остановила его.

– Ник, все в порядке, – если бы он приказал Микке начать самоуничтожение, второй пилот подчинилась бы; тогда все будет напрасно. – Я не боюсь.

Он повернулся к ней, словно она оглушила его:

– Ты что?

– Мы зашли слишком далеко, чтобы идти на попятную.

Это, должно быть, говорила черная коробочка, а не она сама. Она до сих пор была разумна, она разумна, а «перенос разума» потряс ее до основания; последствия для маленького Дэвиса подорвали ее дух. Он будет рожден, считая себя ей, его мозг будет полон насилия и предательства, когда природа будет требовать лишь отдыха, пищи и любви. Сама мысль об этом казалось невозможной, извращенной; она знала это, потому что не сошла с ума.

И тем не менее, она хотела этого. Если ее разум будет передан ее ребенку, он будет передан без разъедающей поддержки, деструктивных ресурсов шизо-имплантата.

– Тебе необходимо починить «Каприз капитана», а мне нужен мой сын. Меня не волнует, чего это будет стоить. Я не боюсь. Меня не пугает риск.

– Это уничтожит тебя, – прошипел он в наушники, приближая свою голову к ней, так что их визоры соприкоснулись. – «Полная и неизлечимая потеря мотивации и функций». Я потеряю тебя.

Вектор Шахид сказал ее имя и замолк.

– Морн, – мягко выдохнула Микка Васацк, – тебе не следует этого делать.

– Меня не пугает риск, – повторила она, прислушиваясь к звуку разрушения, эхом звучащему в ее шлеме.

И прежде чем Ник успел вмешаться, Морн повернулась к амнионцу и сказала:

– Соглашение достигнуто.

Доктор ответил:

– Тогда принимаемся за дело.

Ник издал короткий резкий вопль, похожий на крик ярости.

Она отошла от него, оставляя его охранникам.

У ближайшего операционного стола она остановилась и принялась отстегивать визор.

Доктор протянул ей дыхательную маску, которую держал в руке. Она покачала головой и пробормотала:

– Еще не сейчас.

Когда она открыла визор и сняла шлем, резкий, как вонь горелого трупа, воздух Амниона обжег ее легкие; но она стерпела. Она должна была сделать еще одно, чтобы довершить свое поражение.

Сняв скафандр и держа его в руках, совершенно нагая, она остановилась перед операционным столом. Затем полезла в карман своего скафандра и сжала черную коробочку; она увеличивала интенсивность ее действия, пока не оказалась на краю огромной бескрайней потери сознания.

Едва держась на ногах, она взяла маску для наркоза.

И когда она прижала ее ко рту, кислород и анестезия обволокли ее розовым похоронным маслом долгого сна.

– Морн! – снова закричал Ник. Но она уже не могла услышать его. Неожиданно мягко, хотя она была не в том состоянии, чтобы что-то чувствовать, амнионец оберегал ее сон, пока