я немедленно подключу к работе лучшие кадры специалистов.

– Могу добавить, – кивнул Галямов, – что поддержка Монарха гарантируется.

Мы ещё немного обсудили загадочную проблему, но поскольку информацией для хоть каких-то выводов и гипотез никто пока не владел, разошлись каждый по своим кабинетам.

Я стал немедленно готовиться к вылету на Тухо-Бормо, чтобы для начала в пустынном районе спокойно осмотреть последствия «торнадо». Одновременно я связался с Михаилом и, рассказав о ситуации, попросил отправиться вместе со мной. Он как-то, как мне показалось, растерянно посмотрел на меня, когда я сообщал ему свои намерения, но ничего не сказал. Похоже, он был тоже удивлён случившимся.

Мы вылетели на военном гравилёте с взводом охраны и тремя специалистами-техниками для проведения комплекса контрольных замеров всех возможных радиационных полей и векторов пространства. Основная информация о параметрах окружающей среды в зоне ураганов уже была получена ведомством Галямова, но я посчитал необходимым лишний раз перепроверить данные и осмотреться на месте, тем более, вместе с Мишей.

На знакомом побережье мы увидели страшную картину: перемолотые скалы, в щепу раскрошенные деревья леса, который рос на высоком берегу над пляжем. Сам золотой пляж перестал существовать, как таковой: мутная вода залива плескалась о каменное нагромождение.

Зона, обезображенная «торнадо», имела правильную окружность диаметром около двух километров. Передвигаться там пешком было практически невозможно, настолько ужасен был хаос вырванных и переломанных деревьев, вывороченной земли и скал. Мы внимательно облетели зону поражения, снимая показания приборов. Показатели радиационного заражения были несколько выше нормы, но в этом мире радиация действовала на живые организмы значительно слабее, так что значения фона были не страшными. Однако эти данные говорили о том, что «торнадо» не является обычным ураганом. Тут что-то было не так.

В центре «сумасшедшего круга», как назвал его один из наших техников, была заметна явственная глубокая воронка. Никто из предыдущей группы обследования не докладывал о подобном образовании.

– Похоже на падение бомбы, – сказал командир взвода спецназа сержант Берт, когда мы вместе с ним стояли на верхней палубе гравилёта. – Вообще мне бы не сказали, что это ураган, я бы решил, что сюда сбросили какую-то бомбу.

Миша с интересом посмотрел на сержанта.

– Какую, по-твоему, бомбу сюда могли сбросить? И кто, самое главное?

– Не могу знать, господин старший научный Советник! – по-военному чётко ответил Берт. – Но вы сами видите, что, ведь, похоже.

– М-да… – сказал Миша, то ли соглашаясь, то ли не очень и хватаясь за подбородок. – Только вот о воронке что-то никто не докладывал.

Наш гравилёт по сужающейся спирали приближался к центру разрушений. Вдруг, когда до края вороники осталось метров пятьдесят, машину резко тряхнуло, она наклонилась на бок. Мы едва удержались на ногах, схватившись за поручни.

Машина продолжала крениться, как бы скользя к центру воронки. Там слегка дрожал воздух.

– Полный назад! – закричал пилоту сержант, щёлкая переключателем личной рации.

Надсадно взвыл генератор, и гравилёт начал медленно уходить назад. Он сместился всего на несколько метров, как вдруг резко рванулся прочь от воронки, словно сорвался с невидимого натянутого силой двигателя каната, упорно тащившего машину к центру непонятного образования. Мы снова чуть не упали, но в этот раз уже сработала автоматика компенсации инерции.

Когда машина выровнялась, Михаил приказал пилоту зависнуть на расстоянии, на котором не проявлялся «тянущий» непонятно, куда эффект. То, что это происходит по мере приближения к воронке, сомнений не вызывало.

Мы сняли показания приборов. Поля в центре воронки имели сильнейший сдвиг вектора по нейтринным и гиперонным составляющим. Регистрировались также аномально высокие всплески ка-кварков.

Миша задумался, а потом медленно поднял голову и внимательно посмотрел на меня.

– Ты понимаешь, что это значит? – негромко спросил он.

– Откуда я могу знать? – удивился я.

Миша всё также задумчиво покивал. Один из техников, молодой парень, решив, очевидно, блеснуть эрудицией перед такими крупными представителями науки и власти, всунулся в разговор:

– Господин барон, с вашего позволения, это значит, что в данной точке нарушена структура пространства. Вот эта линия на кривой распределения свидетельствует…

Я внимательно посмотрел на парня, и техник осёкся. Миша кивнул:

– Он прав, это значит, что в данной точке фактически прорвана структура этого мира… – медленно и с какой-то странной интонацией сказал он.

– Простите, господин Советник, а что значит «этого мира»? – с удивлением снова встрял техник.

Я переглянулся со своим другом. В любой иной момент я бы поставил подобного наглеца на место суровым окриком, но сейчас тон Михаила насторожил меня больше, чем разозлила развязность техника.

– То и значит… – сказал Михаил, не удостоив молодого человека взглядом. – Сергей, мне надо поговорить с тобой.

Мы ушли в отдельную каюту-отсек, и Миша присел на откидной стул.

– Мне очень не нравится эта штука, – сказал он.

– Мне тоже, но у тебя есть какие-то мысли? – спросил я.