пухлыми посередине и совсем тонкими в углах; у нее были хорошо очерченные скулы, лебединая шея и — я решился опустить глаза ниже — небольшие, аккуратные, но вполне рельефные груди; глубокий вырез позволял увидеть, что белья под платьем нет. Ирвинг захватил с собой ее меховую накидку, которую и набросил теперь ей на плечи. Все на какое-то время застыло, я заметил пятно на подоле ее платья и что-то прилипшее к нему.

— Загадила всю каюту, — сказал Ирвинг.

— О, мисс Лола, простите нас, — сказал мистер Шульц. — Воздух тут, на буксире, всегда спертый. Ирвинг, дай ей выпить. — Из кармана пальто он извлек фляжку в кожаном чехле. — Налей немножко мисс Лоле.

Расставив ноги, чтобы не упасть, Ирвинг отвинтил металлический колпачок, наполнил его из фляжки, не пролив ни капли, и протянул женщине.

— Выпейте, мисс, — сказал мистер Шульц. — Этот добрый ячменный виски успокоит ваш желудок.

Я не мог понять, неужели они не замечают, что она в обмороке, но они замечали все лучше меня, голова ее дернулась, глаза открылись и обрели осмысленность, чем и убили мою мальчишескую наивность: она протянула руку, взяла стаканчик, внимательно осмотрела его и, закинув голову, выпила.

— Браво, прелесть моя, — сказал мистер Шульц. — Вы прекрасно справились. Мне кажется, вы со всем справитесь. Что? Ты что-то сказал, Бо?

— Ради бога, Немец, — прошептал Бо. — Кончай все скорей.

— Нет, нет, Бо, не беспокойся. Ничего плохого мы леди не сделаем. Даю тебе слово. Мисс Лола, — обратился он к женщине, — вы видите, что Бо попал в беду. Вы давно знакомы?

Она не удостоила его ни взглядом, ни ответом. Рука, лежавшая на коленях, обмякла. Металлический стаканчик скользнул с колен и закатился в щель между досками палубы. Ирвинг тут же поднял его.

— Я не имел удовольствия видеть вас раньше, он никогда вас не показывал, хотя было ясно, что Бо влюбился, наш холостяк Бо, наш красавчик, было ясно, что он потерял голову. И теперь я понимаю причину, очень хорошо понимаю причину. Он зовет вас Лола, но я уверен, что вас зовут по-другому. Я ведь знаю всех, кого зовут Лола.

Ирвинг шагнул вперед, протягивая фляжку мистеру Шульцу, в этот миг нос буксира задрало на волне, Ирвинг схватился за ближайший поручень и, пережидая волну, взглянул на девушку, которая не ответила; буксир рухнул вниз, она продолжала сидеть молча, слезы двумя ручьями стекали по ее щекам — и вода была повсюду, внутри и снаружи, но девушка по-прежнему молчала.

— Ладно, я не настаиваю, — продолжал мистер Шульц, — как бы вас ни звали, вы видите, в какую беду попал Бо. Верно, Бо? Пусть она убедится, что ты уже никогда в жизни не сможешь делать такие простые вещи, как закинуть ногу на ногу или почесать нос. Он, конечно, может закричать или заорать. Но вот поднять ногу, расстегнуть ширинку или ремень он уже не сможет, он почти ничего не может, мисс Лола. Он потихонечку расстается с жизнью. Так что ответьте мне, прелесть моя. Просто любопытно. Где вы с ним познакомились? Давно ли вы любите друг друга, голубки?

— Не отвечай ему! — заорал Бо. — Это с ней никак не связано. Эй, Немец, ты хочешь до причин докопаться? Я сам скажу, вся причина в том, что ты вонючий ублюдок.

— Какая грубость, — сказал мистер Шульц. — В присутствии дамы! И мальчишки. Здесь женщины и дети, Бо.

— Ты знаешь, как его зовут? Параша. Параша Шульц. — Бо корчился от смеха. — У каждого есть имя, и у него тоже. — Параша. Варит кошачью мочу, которую называет пивом, и даже не платит за нее. Недоплачивает людям, у него столько денег, что он не знает, куда их девать, а все равно крохоборничает, обманывает компаньонов. Дела такого масштаба — пиво, профсоюзы, политика — он ведет как мелкий лавочник. Разве не так, Параша?

Мистер Шульц задумчиво кивнул.

— Послушай, Бо, — сказал он. — Я вот стою, а ты сидишь, и песенка твоя спета. Ну, кто ты сейчас, красавчик Бо Уайнберг? Катишь бочку на своего босса? Что здесь красивого?

— Чтоб ты сдох, сука вонючая, — сказал Бо. — Чтоб твой отец жрал конский помет на улицах. Чтоб твоего ребенка изжарили у тебя на глазах и подали тебе к столу под маринадом, сволочь.

— Ах, Бо. — Мистер Шульц закатил глаза, поднял руки ладонями вверх и молча воззвал к небесам. Потом снова бросил взгляд на Бо и устало опустил руки, хлопнув себя по ляжкам. — Я сдаюсь, — пробормотал он. — Моих сил больше нет. Ирвинг, тут есть еще свободная каюта?

— На корме, — сказал Ирвинг, а потом уточнил: — В задней части.

— Спасибо. Теперь прошу вас, мисс Лола. — Мистер Шульц протянул руку сидящей женщине, словно приглашая ее на танец. Она судорожно вздохнула, съежилась и, втянув колени под платье, отодвинулась от его руки, мистер Шульц какое-то время разглядывал свою руку, будто пытаясь понять, что в ней такого отталкивающего. Мы все смотрели на его руку, Бо смотрел на нее из-под полуопущенных век, издавая какие-то странные булькающие звуки, уши и шея его побагровели от усилия разорвать веревки Ирвинга. У мистера Шульца были короткие пальцы, между большим и указательным выделялось мясистое утолщение. Ногтям его не помешал бы маникюр. На каждой фаланге росли густые кустики черных волос. Мистер Шульц рывком поднял женщину на ноги — она вскрикнула — и, держа ее за запястье, повернулся к Бо.

— Вы видите, мисс, — сказал он, не глядя на нее, — раз он такой упрямый, мы ему покажем. Когда время придет, ему не о чем будет волноваться. Все его проблемы будут решены.

Толкая девушку перед собой, мистер Шульц спустился на нижнюю палубу. Я слышал, как девушка поскользнулась на трапе и вскрикнула, как мистер Шульц приказал ей заткнуться, как потом она тонко и пронзительно взвыла, дверь захлопнули, и остались только ветер и плеск воды.

Я не знал, что делать. Я по-прежнему сидел на скамье, вцепившись в нее руками и ощущая всем своим существом вибрацию двигателя. Ирвинг откашлялся и взобрался по трапу в рулевую рубку. Я остался наедине с Бо Уайнбергом, свесившим голову в мучительном раздумье, отчего мне, по правде говоря, было не по себе, поэтому, встав на место Ирвинга у подножия трапа, я начал подниматься ступенька за ступенькой, правда, не лицом к трапу, а спиной к нему, но, услышав голоса Ирвинга и капитана, застыл на полпути между палубой и люком. Когда я наконец выглянул, в рубке было темно, а может, что и светилось, компас или какой другой навигационный прибор, я представил, как они смотрят на море, по которому буксир плывет к своей неведомой цели.

— Ты знаешь, — сказал Ирвинг своим сухим, надтреснутым голосом, — а я ведь начинал на воде. Водил быстроходные катера для Большого Билла.

— Ну да?

— Точно. Сколько… неужели десять лет прошло? У Билла были катера что надо, мощнейшие движки, катера делали тридцать пять узлов с грузом.

— Верно, — сказал рулевой, — я знал его катера. Помню «Мери Б». Помню «Беттину».

— Ага, — сказал Ирвинг. — «Кинг Фишер», «Гэлуэй».

— Ирвинг, — позвал Бо из своего корыта.

— Ходили до Роу, — сказал Ирвинг, — грузили товар и доплывали до Бруклина или Канал-стрит в один момент.

— Точно, — сказал рулевой. — Мы знали, какие катера Билла, а какие можно было преследовать.

— Что? — переспросил Ирвинг, давясь, как мне показалось, недоверчивой улыбкой.

— А вот и то, — сказал капитан, — я тогда патрульный катер водил, номер два-восемь-два.

— Проклятье, — сказал Ирвинг.

— Видел, как вы ходили мимо. Черт возьми, в те времена даже лейтенант получал всего сотню с мелочью в месяц.

— Ирвинг! — заорал Бо. — Побойся Бога!

— Билл каждую мелочь продумывал, — сказал Ирвинг. — Вот за это я его и любил. Все продумывал. Через год мы даже деньги с собой не брали. Все в кредит, как у джентльменов. Да, Бо? — наконец откликнулся Ирвинг с верхней площадки трапа.

— Прикончи меня, Ирвинг. Прошу тебя, продырявь мне голову.

— Ты же знаешь, я не могу, — сказал Ирвинг.