скученных домишек, деревянная, а не каменная, как церковь Святого Духа на холме, впрочем, внутри она была не меньше, а убранством даже побогаче, чего только стоили фрески Христа и свита его учеников, развешенных по стенам.

На ужин подали ростбиф, приготовленный, как я люблю, свежую спаржу, которую я не очень люблю, домашнее жаркое большими кусками, зеленый салат, к нему я не притронулся из принципа; было и настоящее французское вино, у меня начал появляться к нему вкус, но я им не увлекался по той же причине, по которой Дрю Престон сидела как можно дальше от мистера Шульца. Мое место было слева от мистера Шульца, а отца Монтеня — справа. За мной сидел Дикси Дейвис, а Дрю Престон расположилась между ним и мистером Берманом. Дикси Дейвис болтал без умолку, может, он днем перетрудился, может, привез неверные сведения, а может, пренебрегли его юридическими советами; как бы то ни было, остановиться он не мог, впрочем, не исключено, что все объяснялось его соседством с самой красивой и аристократической женщиной, какую ему только доводилось видеть в жизни; она была в строгом черном платье, открывавшем точеную шейку, которую украшала простая нитка жемчуга, в каждой жемчужине точкой отражалась люстра; он рассказывал миссис Престон, как начинал свою адвокатскую карьеру, вспоминая с истерическим удовлетворением жалкое начало, а она кивала прекрасной головкой, подбадривая его, и решительно сметала все подряд со своей тарелки, запивая вином, которое он не уставал подливать; он купался в лучах ее красоты и силился очаровать ее фактами своей трусливой жизни. Я бы ни за что не хвастался тем, что ошивался с грязными студентами около суда и подлизывался к поручителям, чтобы те, в свою очередь, отблагодарили меня, порекомендовав привлеченным к суду недотепам, нуждающимся в адвокате. Так он и начинал, с защиты подпольных лотерейщиков, получая по двадцать пять долларов за спасение от тюрьмы. «Остальное — история», — произнес он, обнажив зубы в кривой улыбке. Я заметил, что сидел он, сгорбившись и вытянув голову вперед, эта поза совсем не вязалась ни с его холеностью, ни с прекрасным гардеробом. Сам удивляюсь, почему я так невзлюбил этого человека, я ведь почти не знал его, но наблюдая, как он пытается заглянуть в вырез платья Дрю Престон, я сожалел, что сижу за столом не с Ирвингом, Лулу и другими ребятами, а с интеллектуалом, который не обратился ко мне даже с самым пустячным вопросом и вообще, кажется, не замечал моего присутствия.

И тут он вынул из бумажника фотокарточку, на фотографии была женщина в лифе от купальника и шортах, она щурилась на солнце, уперев руки в бока, на ней были туфли на высоком каблуке, носки которых смотрели в разные стороны, одну ногу она демонстративно выставила вперед; он положил снимок перед Дрю Престон, она наклонилась посмотреть, не трогая фотографию руками, словно это была какая-то живая тварь типа кузнечика или богомола.

— Это моя невеста, — сказал он, — актриса Фон Блисс. Вы слышали о ней?

— Что? — спросила Дрю Престон. — Неужели… Фон Блисс? — Она произнесла имя с таким искренним удивлением, что адвокат решил, будто она не может поверить в счастье, которое ей привалило.

— Именно она, — сказал с ухмылкой Дикси Дейвис, рассматривая снимок с идиотским восхищением. Дрю Престон поймала мой взгляд, потом вытаращила глаза и свела зрачки у переносицы, я засмеялся от неожиданности, не думал, что она способна на такое, и в этот момент я почувствовал на себе внимательный взгляд поверх очков мистера Бермана, ему не требовалось ни слов, ни даже простого наклона головы, чтобы мне стало ясно — я прислушивался не к той беседе. Несмотря на решимость быть начеку, я не мог оторвать глаз от миссис Престон; когда я против воли повернул голову к отцу Монтеню и мистеру Шульцу, у меня даже шейные позвонки хрустнули.

— О, тогда вы должны совершить паломничество, — говорил святой отец в своей энергичной манере, не прекращая есть и пить, отчего все слова становились жеваными. — Вам следует обратиться к катехизису, послушать Евангелие, вы должны очиститься, подготовиться к избранничеству и тщательно изучить обряды. И только после этого вы можете принять крещение и конфирмацию, а затем уже получить и причастие.

— Сколько времени на это потребуется, святой отец?

— О, это зависит от обстоятельств. Год, пять лет, десять? Как только вы сможете открыть свою душу христианским таинствам.

— Я могу действовать и побыстрее, отец, — сказал мистер Шульц.

Я не решался поднять глаз на мистера Бермана, он бы немедленно понял, что я растерян. После знакомства со святым отцом мы в среду приходили на вечер, организованный церковью Святого Варнавы, и мистер Шульц даже сыграл несколько конов в бинго,[4] выкрикивая магические числа, нарисованные на шарах, и радуясь, когда кто-то выигрывал доллар или два. А потом он прошептал несколько слов на ухо святому отцу, и тот с большим воодушевлением объявил о благословенной щедрости мистера Шульца, установившего специальный приз в двадцать пять долларов, который будет разыгрываться в конце вечера; это сообщение было встречено аплодисментами, мистер Шульц смущенно поднял руку и заулыбался, а мы с мистером Берманом, сидя в это время сзади, говорили о бинго; мистер Берман взял одну карточку, присвоил каждой букве численное значение и показал мне, как уравнивать шансы каждого ряда после выкрикивания числа, а потом описал мне несколько способов, какими можно мошенничать в честной игре. Но тогда я еще не догадывался, что игра в бинго была первым шагом на пути обращения в другую веру.

Святой отец положил на стол нож и вилку и, жуя, откинулся на стуле. Подняв свои густые брови, он бросил на мистера Шульца взгляд, полный сочувственного священнического скепсиса.

— От еврея до Святой Церкви очень длинный путь.

— Не очень длинный, отец, не очень. Мы в одной лодке. Иначе бы зачем ваши самые большие шишки носили ермолки? Я, кроме того, заметил, что вы все время говорите о наших парнях и читаете нашу Библию. Не очень длинный путь.

— Да, но самое главное, как мы читаем и что из прочитанного принимаем, разве не так?

— Я знаю ребят, католиков, с которыми вырос, моих деловых партнеров, верно, Отто? — сказал мистер Шульц, глядя на мистера Бермана, — Дэнни Ямашиа, Джои Рао и еще кое-кого. Они думают точно так же, как и я, у них те же представления о добре и зле, они точно так же уважают своих матерей, я всю жизнь полагался на бизнесменов-католиков, святой отец, а они на меня, а как такое возможно, если мы не понимаем друг друга лучше, чем кровные братья?!

С задумчивостью, подобающей столь торжественным переживаниям, он вновь наполнил вином стакан священника. Все притихли.

Отец Монтень одарил мистера Шульца укоризненным галльским взглядом, поднял стакан и выпил его. Потом промокнул салфеткой губы.

— Конечно, — сказал он очень мягко, словно говорил о предмете, о котором лучше было бы промолчать, — бывают и другие пути религиозного возмужания.

— Ну вот, теперь совсем другое дело. Есть и более короткие пути, — сказал мистер Шульц.

— В этом случае у нас должна быть уверенность, что мы имеем дело с истинным подчинением воле Господа нашего Иисуса Христа.

— Честное слово, святой отец, я с вами совершенно искренен. Я же сам начал этот разговор, верно? У меня тяжелая жизнь. Мне все время приходится принимать важные решения. Мне нужна сила. Я вижу, что мои знакомые обретают силу в вере, и я тоже нуждаюсь в такой силе. Я обычный человек. Я боюсь за свою жизнь, как любой другой. Я хочу понять, зачем она. Я стараюсь быть великодушным, добрым. Но мне по душе мысль о дополнительной помощи.

— Понимаю, сын мой.

— Ну, как насчет воскресенья? — спросил мистер Шульц.